Андрей Орлов - Урал 2017. Эра безумия

И вновь началась сумасшедшая свистопляска. Хорошо, что уже светало, отпала необходимость включать прожектор. Вроде готовишься к самому страшному, а когда оно случается, то понимаешь, что ни хрена не сделал! Люди мешали друг другу, карабкались обратно на второй этаж. Спешили в комнаты, припадали к окнам. Возбужденно повизгивала Ксюша. Где же гранатометы, мать их?! – колотилось в голове. Да в подсобке под лестницей, где же еще?! Он загнал в комнату Вику, она смотрела на него со страхом, скулы побелели от волнения.

– Милая, – он взял ее за плечи, – все будет хорошо. Кто бы это ни был, они в дом не прорвутся, мы хорошо об этом позаботились. Открой окно и не отсвечивай. Ты знаешь, что делать.

– А ты куда? – Она схватила его за рукав.

– В мезонин. Не бойся, они действительно не будут по нам стрелять, чего переживать?

Отчего же так переживалось, черт возьми? Он чмокнул ее в висок, помчался заниматься неотложными делами. Когда он, обливаясь потом, ввалился в недостроенный мезонин (здесь еще валялись мешки с цементом и груды досок), Шура с Зарубиным уже находились там. Первый волочил к двустворчатому окну мешок с цементом, второй вертелся и кряхтел, пристраивая пулемет на край. Андрей сгрузил на пол реактивные гранаты, выбросил из сумки цилиндрические пусковые устройства, похожие на фаготы. Вставлял одно в другое, открывал заднюю крышку и раздвигал до упора телескопические трубы – внутреннюю и внешнюю. Все три устройства были готовы к стрельбе. Мелькнула мысль: устройство-то дурное, уж если раздвинул эти трубы, то назад в походное положение не вернешь. Придется стрелять, как ни крути. Ладно, с каждой минутой он убеждался все явственнее, что стрелять придется…

Накопилась за воротами критическая масса, надавила. Ворота бились, скрипели, но пока держали. И вдруг над забором справа и слева стали появляться человеческие головы. Распахнулись рты, взревели глотки. Ну, точно, старые знакомые. Не поддаются ворота – полезут через забор. Они уже лезли – росла, как на дрожжах, скатывалась вниз человеческая масса. Расхристанные, страшные, оборванные, какие-то бродяги. В их лицах не осталось ничего человеческого, женщины ничем не отличались от мужчин. Ввалившиеся носы, обнажившиеся челюстные кости, гнойные раны по всему телу. Но их по-прежнему преследовало дикое чувство голода. Они валились вниз – на заостренные, врытые под углом колья! Они пронзали их насквозь – похоже, упыри окончательно лишались мышечной массы. Извивались тела, словно червяки, насаженные на крючок. Сверху на этих несчастных падали другие, кто-то оставался лежать, кто-то полз, перебирался через груды тел. На втором этаже уже разразилась пальба – люди не выдержали, чего ждать? Беспорядочно строчили автоматы, кричали женщины. Ударной многословной вязью матерился Витек. Застрочил Шура, сбив с забора трех оголодавших монстров. Колья уже не работали – тела покрыли их словно одеяла. А монстров меньше не становилось, они все лезли, прыгали вниз, бежали. С воплем «Эх, чавелла!» – Дмитрий Иванович застрочил из пулемета, посек всех, кто уже бежал по подметенному Борюсиком двору.

– Какого хрена?! – рычал депутат. – Почему так мало кольев вкопали?

– Русская натура, Дмитрий Иванович! – гоготал Шура, меняя магазин. – Пока снег не выпадет, мужик лопату не починит! А чего вы возмущаетесь? Вот сами бы взяли и вкопали! Слуг в этой стране уже десять дней нет!

От нечисти, скопившейся перед домом, исходила дурманящая вонь. Она уже забивала носы, проникала в головы. Андрей прицелился, плавно оттянул спусковой крючок шептала. Мощная отдача ужалила в плечо. Реактивный снаряд прочертил дугу, разорвался посреди двора, накрыв вторую волну атакующих. Взвилось облако дыма, полетели разорванные тела. На втором этаже одобрительно загудели. Как на балконе, блин, в театре…

– Андрюха, а на бис слабо? – проорал Витек.

Андрей уже хватался за второй гранатомет. «А какой смысл? – мелькнула мысль. – Их что, от этого меньше станет?»

– Кто такие, не понимаю! – орал между очередями Шура. – Откуда взялись? Из города всей толпой сюда привалили? Это уже миграция какая-то!

– Здесь городок в пяти верстах на восток! – Зарубин оторвался от пулемета, вытер пот с лица. – То ли Крюково, то ли Крючково! Если с горы перевалить туда, на восток, то по грунтовке к нему и придешь! Там здоровый карьер, градообразующее предприятие, так сказать! А месяц назад его закрыли, весь город без работы остался. Мы ставили перед правительством вопрос, со всей принципиальностью, предлагали дотировать карьер, но там громадные убытки, вопрос так и не решили!

– Понятно! – хохотал Шура. – Народу заняться нечем, вот и поперлись на освоение новых земель! А что? То-то я смотрю, видок у них какой-то провинциальный! Да вы посмотрите, сколько их! – Он снова припал к прицелу. – Вот же, блин, понаехали тут!

Били в три ствола, не щадя патронов. Еще один взрыв расцвел в толпе. Беспорядочные очереди трещали на втором этаже. Зараженные валились, как костяшки домино. Но чувство страха было им неведомо – слетали с забора, бежали к дому, все такие живописные, сказочно-страшноватые. Позицию, что ни говори, выбрали удачно – твари не могли зайти с тыла, не могли ударить с флангов – там были каменные завалы и сплошные бревенчатые стены. Карабкаться сзади по обрыву тоже было проблематично. Им всем приходилось бежать через двор, и вскоре все пространство перед крыльцом было завалено мертвыми и подстреленными телами. Но остановить эту лаву уже не смог бы даже дивизион гранатометов АГС-17. Катилась волна обезображенных существ, многие уже подбегали к крыльцу, пропадали в слепой зоне. Приходилось вытягивать шеи, чтобы разглядеть их внизу под мезонином. Чертыхнувшись, Шура выхватил из «походной» сумки гладкую наступательную гранату, выдернул чеку и подбросил с воплем «Поберегись!!!». Рвануло в районе крыльца. Вознесся к небесам сварливый клекот давящихся под домом существ.

– Не стоит, – проворчал Андрей. – Дверь повредишь – тогда прорвутся.

– Граната слабая, – процедил Зарубин, вытягивая шею. – Такой твердыню не сломаешь. Но ты прав, мужик, лучше не стоит искушать судьбу. Они все равно не смогут пробиться в дом.

Жалобный вой подтверждал его слова. У тварей не было никакого оружия, кроме ослабевших конечностей. Продавилось крыльцо, не рассчитанное на такую свору, в обломках копошились люди, калечили друг дружку. Толпа накинулась на дверь, стала сотрясать ее. Это было то же самое, что биться в бетонную стену. На двери даже ручки не было. Толпа прибывала. Несколько тварей пытались вскарабкаться на окно, повисли на решетке, стали раскачиваться. Витек со второго этажа сбивал их одиночными выстрелами. Твари задирали головы, шипели, скалили пасти, кто-то подпрыгивал, вытягивая руки, но дотянуться до второго этажа не мог, высота была приличная. Сверху стреляли, прореживая толпу, но в этой гуще сдавленных тел уже было не понять, кто жив, кто мертв. Оживали атрофированные мозги – одна из тварей, вылитая баба-яга в тылу врага, полезла на шею рослому бугаю с отслоившейся кожей на щеках. Тот что-то сообразил, расставил ноги, пена потекла с губ – а ведьма оседлала его, привстала, точно в стременах, вытянула руку. Но все равно не могла дотянуться даже до карниза, злобно щелкала зубами.