Евгения Мелемина - Последний Инженер

Боковые двери сохранили таблички с надписями, но Кенни их не читал. Он и так знал, где что расположено. Впереди выпукло вырисовался бывший сестринский пост, похожий на половинку мыльного пузыря. За ним мигала лампочка лифта, поджидавшего с открытыми дверями.

Кенни заскочил в лифт и старательно привел себя в порядок, глядя в мутноватое отражение покрытой вытертым лаком стены.

Он одернул свитер, выбил пыль из джинсов и пригладил волосы. Успел и перевязать шнурки на ботинках. Лифт опускался долго, трясясь и бренча.

Кенни помнил все уровни. Второй по счету сверху – зала для проведения Черных месс, третий – жилые покои Шикана, четвертый – Склеп, пятый – Обиталище.

В качестве самого верного адепта Кенни прошел все эти уровни по одному. Начал с лабораторий «Брианны», где Шикан лично провел его реконструкцию, не обращая внимания на слезы и крики.

Кенни вспомнил, как висел в толще густого и мутного биопластика и как больно ему было, как просил, чтобы его слили и прекратили делать это ужасное… вспомнил и весело пожал плечами. Боль, как оказалось потом, чудесное ощущение, кровная сестра самой жизни, бесценный дар Бога.

Немного стыдно за свое прошлое поведение, но что поделать.

Потом был второй уровень – Кенни, уже не представляющий себе жизни без Шикана, пытался примкнуть к его пастве, влиться в окровавленный грязный ком людей, истязающих себя, но Шикан остановил его.

Он лично спустился к Кенни, положил руку ему на плечо и шепнул, прижавшись щекой к щеке Кенни:

– Хочешь испортить тело, которое я тебе дал?

Кругом все только тем и занимались, что портили тела, но Кенни был особенным. Его Шикан переделывал сам, собственными руками, а остальные просто плодились.

– А как мне тогда тебе служить? – тоже шепотом, прерывающимся от волнения, спросил Кенни.

Тогда и открылся для него третий уровень.

Кенни получил возможность проводить с Шиканом все то время, которое тот был готов ему уделить.

На третьем уровне собраны были странные и чудесные вещи: статуи, мумифицированные тела; ковры из мягких волос; зеркальные камеры, внутри которых Шикан медитировал, закрыв глаза. Книги, обернутые в плотную кожу, коробки с играми – Кенни много раз пытался разобраться, но так ничего и не понял. Металлические, деревянные, плетеные изделия странных форм и расцветок, головы животных, прикрепленные к стенам, большая прозрачная стена, за которой в мутной воде проживала черепаха, съедавшая за раз по некрупной живой крысе.

Солнечные светильники, посуда с аккуратными отверстиями, альбомы с графиками, похожими на пронумерованные лабиринты. Карандашные наброски змеиных голов, шкафы, откуда тянуло перечной мятой, полки с мазями и притираниями, сверкающими баночками. Бар, где в порядке ожидали своего часа бутылки и бокалы.

Все это разложено было по комнатам без видимой системы. Сами комнаты, слишком большие и всегда темные в углах, плохо обогревались, и запах в них держался неопределенный: одеколона, мокрого цемента и плесени.

К запаху Кенни привык быстро. Из всего букета его и волновал-то только одеколон, а плесени и цемента он и до этого нанюхался в достаточности, чтобы выделять их особо.

Одеколонный холодный аромат беспокоил его больше. Это был запах, определяющий пропасть между бездомным и человеком. Пропасть между бездомным и богом – она ведь еще шире?

Шикан поощрял любые вопросы, и Кенни задал свой вопрос про пропасть.

Шикан выслушал его и спросил:

– Как ты понимаешь мир?

Кенни поднялся с диванчика, на котором сидел, метнулся к шкафу и вытащил оттуда давно примеченный мешочек с камешками, изрисованными знаками. Шикан с интересом наблюдал за ним.

– Это бездомные, – сказал Кенни, выкладывая первый камешек, – это меха, это люди, а это – ты.

Получилось четыре камешка.

– Весь мир состоит из них, – объяснил Кенни, – а я хочу, чтобы ты выложил их так, чтобы было понятно, кто кого главнее.

И камешек-Шикан он отложил в сторону, вычеркивая его из участия в конкурсе.

– К кому ты себя причисляешь? – спросил Шикан.

– Я теперь меха, – моментально ответил Кенни.

– Меха? Нет. – Шикан нахмурился. – Я не смог сделать из тебя меха.

Кенни застыл. Его радостная иллюзия готова была рассыпаться в прах.

– Думал, мне все подвластно? – спросил Шикан. – Я бог Мертвых, но не Бог живых. Это нормально – бог в конце концов должен создать такой огромный камень, что сам не сможет его поднять, иначе он не всемогущ. Могущество ведь в том, чтобы победить в конце концов самого себя.

– Да, – с готовностью подтвердил Кенни, не особо понимая.

– Я взялся было за этот камень, да не поднял, – продолжил Шикан, – что ж, попытка была неплоха. – И он широкой ладонью провел по волосам Кенни, а потом по его плечу, где слегка бугрились соединительные клепки. – Для того, чтобы создавать меха, мне нужна маленькая помощь. Это тоже нормально – значит, я не подвержен греху гордости.

Кенни задумался.

– Я по-прежнему бездомный? – уточнил он на всякий случай.

– Пока да, – сказал Шикан, с насмешливой лаской глядя на него, – но это временно: я обещаю, что помогу и тебе, и всем остальным. Мир скоро изменится, и не будет ни бездомных, ни людей, ни меха… Многие просят меня об этом, и я не могу отказать им.

– Я тоже прошу, – твердо сказал Кенни, – и если вдруг та маленькая помощь… если я смогу ее дать, то попроси меня. Я все сделаю.

Вскоре после этого разговора Кенни попал на четвертый уровень, в Склеп.

Там было тепло, тихо и сухо. Рассеянный красноватый свет обливал выпуклые бока чудовищных машин, не похожих ни на что из раньше виденного. Они все были собраны на круглых клепках, похожих на те, какими Шикан закрепил руки Кенни. Металлические листы, согнутые, с грубыми сварочными швами, изукрашенными тонкой резьбой, собирались в причудливые формы бочонка, цистерны, ванны и камеры.

Над головой, не шелохнувшись, висели на длинных нитях медные тяжелые шары. Их было много, как капель во время ливня.

Рычаги, темными полосами ремней прикрепленные к шестерням с остроконечными, квадратными и округлыми зубцами, блестели, отполированные множеством прикосновений.

Кенни заглянул в одну из машин и отпрянул. Холодок пробежался по спине и кончикам пальцев. За открытой дверцей, в нутре машины, похожем на барабан, лежал труп Шикана. Он походил на только что вылупившегося птенца, смятого в кулаке. Синеватые волосы налипли на полированные стенки, покрытые мелкими зубцами. Зубы раскрошились в открытом рту, из ободранных локтей виднелись головки костей.

Другой Шикан, живой и гладкий, беззвучно рассмеялся и с грохотом закрыл дверцу.

– Они тебе понравятся, – сказал он. – Главное правило: никогда их не слушай. Они умеют говорить, их логика устарела, но все еще опасна. Впрочем, подрастешь – поймешь.