Евгения Мелемина - Последний Инженер

Кенни понимать не хотел. Он, как и многие бездомные, не тратил сил на размышления о заведомо странном предмете, предпочитая простую определенность.

Из этого посещения Кенни вынес только ту мысль, что Шикан стал ему доверять.

– Нет, – сказал Шикан, – я хочу, чтобы ты привык и не боялся их.

– Кого?

– Мертвых.

– Мертвых я не боюсь, на улицах постоянно кто-то дохлый валяется…

– Хорошо, что не боишься. С ними иногда становится невыносимо скучно, – Шикан задумался, глядя перед собой светлыми пронзительными глазами. В моменты такой задумчивости он начинал скусывать с губ кусочки мяса и подолгу их пережевывать. – Если находиться с ними очень долго, то можно сойти с ума. Обязательно запомни это. Важно поймать момент и выбраться наружу, заняться чем-нибудь отвлекающим и веселым. Например, можно создать секту. Или попытаться стать Последним Биоинженером. В конце концов ты сам найдешь то занятие, которое тебе по душе. Главное, – и он притянул Кенни к себе, внимательно глядя прямо в глаза. Кенни неотрывно смотрел на капельки крови, стекающие по его подбородку. – Главное – сумей поймать момент, чтобы не потерять разум.

После первого посещения Склепа прошло три года. Склеп был изучен вдоль и поперек. Кенни знал назначение каждой машины и знал теперь внутреннее устройство каждой. Его не смущали цели и мораль, Мертвые воспринимались им как еще один мир со своими особенностями и населением, и если существовал мир людей, то почему бы не существовать и другому – с другими правилами и другими законами?

Шикан поначалу внимательно за ним наблюдал, следя за любой реакцией, но уже год спустя понял, что не ошибся: Кенни вжился в Мертвых так же, как когда-то вжился он сам.

За время обучения Кенни изменился: стал жестким и раздражительным, равнодушным и ранимым.

Он взрослел и пытался определить свой статус. Ему стало не хватать доверия Шикана и его покровительства, и начался подростковый бунт, направленный против того, кого Кенни всегда боготворил.

Перелом случился, когда Кенни сам, без помощи и даже не предупредив, настроил на переброску старинные Врата, открывающие скудный парк у выхода метро. Он вернул к жизни механизм, обреченный быть нелепым городским украшением, и явно ожидал признания, но Шикан был занят Джонни Доу.

Шикан упустил момент, но не понимал этого. Ему казалось, что Кенни по-прежнему под его контролем и ничего не может измениться, поэтому рассказ о Вратах отложил на потом, а сам отправился к Доу.

Кенни хоть и считал, что перерос своего наставника, но такого удара не выдержал и спустя три дня явился к Шикану «поговорить» – о чем именно, и сам не знал.

Он выбрал неподходящее время: Шикан отдыхал после мессы, глотая одну за другой маленькие розовые таблетки, от которых у него белели глаза и приятно текла кровь изо рта.

Сквозь блаженный туман он еле разглядел Кенни и отмахнулся.

Кенни подошел к кровати, сжал пальцами его запястье, дернул и стащил на пол. Лежа на полу и глядя на него снизу вверх, Шикан лениво жевал таблетки и думал о том, что дети быстро растут.

– Скоро запустишь его в Склеп? – звенящим от обиды голосом спросил Кенни.

– Запущу, – согласился Шикан, разглядывая протертые на коленях джинсы Кенни и его чудовищные ботинки, высокие, зашнурованные почти под самое колено. Ботинки были покрыты красноватой медной пылью.

– А я тебе зачем? – злобно спросил Кенни. – Не нужен больше? Меняешь бездомного на меха? Всегда мечтал! Из меня меха делал – не получилось. А теперь нашел готовенького?

Шикан вздохнул, привстал и облокотился на кровать. На запястье расползлись черные пятна, и он потер их пальцами.

– Ты обещал мне дом, – прошипел Кенни, – обещал, что изменишь мир. Что не будет разделения.

– Обещал, – согласился Шикан, – у тебя и у Джона одна цель, Кенни, не стоит ревновать.

– Чего? Я…

– Я не впутываю тебя, потому что берегу.

– Нет уж, впутывай, – сказал Кенни, – я хочу впутаться. Я хочу! Иначе… иначе я…

Шикан поймал его руки, покрытые татуировками, и сжал их так, что Кенни, сцепив зубы, повалился на колени.

– Успокойся.

– Да, – сдавленно ответил Кенни, низко опуская голову.

– Хочешь участвовать – участвуй, – шепнул ему Шикан, перекладывая пальцы на его шею. – Только будь спокоен. Всегда будь спокоен.

Кенни поднял на него глаза. Он тяжело дышал, превозмогая удушье, но глаза блестели прежним обожанием.

Он все сделал, как было задумано: попал к Караге, сманил Эвила, нашел и притащил второго армс-меха и заготовку для его будущего зарядного устройства и теперь спускался в Склеп, зная, что вскоре удостоится чести попасть в Обиталище.

Между ним и Шиканом произошло примирение и установились почти прежние отношения: Шикан покровительствовал, Кенни соглашался.

Поклоняться он больше не мог. Шикан давно перестал быть его богом – он действительно был богом Мертвых, их Последним Инженером, а лично к Кенни это обстоятельство никакого отношения не имело.

Он верил Шикану по другой причине: по причине привязанности, уважения и тщательно скрываемой благодарности.

Кенни нашел Шикана восседающим среди своей новой свиты: справа от него бледным грибом, непрестанно улыбаясь жалкой растерянной улыбкой, торчал Джонни Доу в зеленом бархатном пиджаке.

Светлые глаза Джонни посерели, белой бескостной рукой он поглаживал мягкую короткую бороду.

Напротив него за низким восточным столиком, в позе мудреца, сидел Морт и ел из банки серые огурцы. Эру дремал, прислонившись затылком к холодной стене.

Шикан говорил, мерно покачиваясь. Между губ мелькал ядовито-розовый от таблеток язык, капельки крови то и дело срывались с подбородка, и он отирал их ладонью.

Кенни прошел в комнату и остановился слушать, скрестив руки на груди.

– …у каждой эпохи свои недостатки, каждой ошибке свое время. Ты рассказывал мне свою теорию, Джон, я расскажу тебе правду. Первым делом исчезли нефть и газ, и об этом времени вы все наслышаны: время, вынудившее стремительно уменьшавшееся население перейти на технологии Мертвых. Использование низкокачественного сырья, дешевые решения, спешное и бесконечное клонирование. Разве это могло продержаться долго? Нет, не могло, потому что нельзя бесконечно производить потребителей, ничем не обеспечивая их существование. Отчаянные и глупые меры, продиктованные только инстинктами и паникой. Потерявшие рассудок люди схожи с вирусами, они принимаются размножаться и применять различные мутации, спасаясь от быстрого вымирания, и забывают о том, что пригодная к проживанию среда давно перестала существовать.

И все же Мертвые помогли преодолеть кризис, и как только дела наладились, эти технологии поспешили убрать с глаз подальше. Пришло время конструкта. Оно понадобилось для того, чтобы сохранить силу духа и избавиться от множества генетических выбраковок, созданных на конвейерах Мертвых. Их невозможно было прокормить, и не имело смысла их кормить. Должны были остаться лучшие, готовые найти новый путь. Способность испытывать страх превратилась в изъян, ведь именно перестраховщики и испуганные требовали все больше и больше людей. Следом за страхом под запрет попали любовь, сопереживание и прочие эмоции, потому что вели они все к тому же: к неконтролируемому захламлению планеты низкого сорта населением.