Жанна Пояркова - Фрагментация памяти

Изменение в лице не прошло даром, Сатори вцепился в меня как клещ.

– Им всегда мало материала, мало лабораторий, мало видений под пейотом и приходов «цепочки». Им нужны люди с их личными реакциями и жизнями, чтобы экспериментировать. Им нужны эмоции, которые можно смаковать, которые позволяют им рисовать Среду. Им нужны страхи из подкорки, которые у всех индивидуальны, чтобы потом вставить их в игры. Ваше лицо, чтобы получить продукт. Ваша любовь, ненависть, из которых они ткут миры. Любая, даже самая маленькая эмоция, которую они испытывают, может быть перенесена в игру. И кто знает, зачем этот психодизайнер рассказал вам про «пыль»? Может, собирался грохнуть без проблем, а? А ощущеньица потом передать по толстому каналу, хи-хи-хи… Эй, – хирург позвал бородача, аннулирующего свои ставки. – Тут парням нужен нанохакер. Хотят стать чистыми, как младенцы. Стремятся к интересному будущему. Ну а после – на операционный стол, чтобы выковырять чипы из черепа.

– Чем платят? – Бородатый оживился.

– Кредитами Земли платят, – Сатори похлопал по столешнице. – И весьма обильно.

Бородач приподнялся, сполз на землю, встал. Недалеко от него, рядом со стеллажом, сидели два похожих друг на друга пацана-мутанта. Они таращились обслюнявленными глазами, выпивали липкими блюдцами весь воздух и тихо попискивали. Гарри не обращал на них никакого внимания, он мерно покачивался на стуле со спокойствием и естественностью, которые как раз казались неестественными. Мне захотелось выйти на воздух, чтобы избавиться от запаха крови, прилипшего к коже.

– «Пыль» удаляется мелочью моей разработки. Как только «пыль» попадает к тебе в тело, моя мелочь выпускает антидот. – Бородач так и говорил – «мелочь», но неразборчиво. – Вот только хреново будет вначале, когда они сцепятся. Да и потом мутить будет нефигово, это постоянный процесс.

– Ну что, доверите мне свои драгоценные мозги?

Сатори ждал, что мы уйдем. Сукин сын был уверен в этом на все сто десять процентов.

Я кивнул и направился к лестнице, священник пошел следом. Теплый, поднимающийся от залива пар казался воздухом рая. От солнца остался один только отблеск утонувшего в воде драгоценного камня, небо покраснело, а облака расползлись розоватыми нарывами. По усталому от вечного штиля морю в порт возвращался длинный, неповоротливый танкер, на борту трепетали разноцветные флажки, подвешенные неведомым матросом. Некрасивая громада судна бесшумно двигалась к пристани.

С правой стороны было видно, как огибает залив язва Тиа-Сити. Ветер накинулся на пересохшие губы, принося с собой вкус погибшего моря. Можно было повернуться и уйти, забыв про планы, просто сделать вид, что ничего не происходило. Гарри наконец поджег сигарету и проследил за следом от танкера.

– Пусть режет. – Он сплюнул через перила.

– Ты сбежал?

– Ага, – Гарри впервые за сегодняшний день выглядел довольным. – Сбежал. И спер у них все деньги.

– Выпить бы. – Я оглянулся, но рядом не было ни одного автомата, только безликие двери и уходящая вдаль платформа причала, окаймленная хлипкими перилами. – Ты хорошо знаешь Сатори?

– Да, знаю, – священник сел на платформу, свесил ноги к воде, рассматривая проплывающий разноцветный мусор. – Два года назад он тоже здесь работал. Может пересадить тебе щуп венерианского насекомого да так, что не придерешься.

– Отличная новость.

Мы вернулись в похожую на ванную комнату. Дверь захлопнулась, охранная система неразборчиво пискнула, затем раздался тихий щелчок внутреннего замка – больше мясник ждать не собирался. Когда мы спустились вниз, охотники уже приготовили два стола, подсоединили сканеры и многолапое металлическое тело медробота, приготовили спреи и маску. Столы были оснащены зажимами для конечностей, как доски для снафф-видео.

Охотники не только продавали органы, они брались за все, связанное с «мясом», от чего отказывались официальные лаборатории и медучреждения Тиа-Сити. Они поставляли тела богатым некрофилам, осуществляли незаконные сделки с инопланетниками и корпорацией, которым с теми или иными целями были нужны кровь, мозг или живые люди для проектов, на которые чиновники не могли найти добровольцев, а кроме того, занимались различного рода имплантациями. Я спросил себя, почему еще не убежал, потом вспомнил про заблокированную дверь.

– Я бы предпочел, чтобы нас оперировали по очереди, – заметил бывший священник. – Чтобы контролировать процесс.

– Время слишком дорого стоит. Ложись.

Паниковать было стыдно, поэтому я разделся и взгромоздился на стол, Гарри наморщился, но противоречить не стал. Усмешка намертво приклеилась к лицу. После укола я отключился, в последний момент услышав отстраненный голос Сатори.

– Дебилы. Нет в черепе никаких чипов.

«Мне все время снятся плохие сны. Они никогда не прекращаются, даже если я принимаю снотворное». Я поерзал, пытаясь утихомирить нытливый голос, раздающийся прямо над ухом. Руки болели, сильно не хватало подушки. «К потере памяти добавляется жуткое чувство постоянной тревоги, нескончаемого отходняка, я не могу вспомнить что-то важное, потому что слова исчезают. Их никак не выловить из дырявой паутины. Ты стараешься, стараешься, а оно ускользает». Я перевернулся, скривился, когда в боку выстрелило, а потом все-таки открыл глаза. Мир встретил лицом тощей великомученицы: «Иногда хочется, чтобы меня стерли. Тогда мне перестанет сниться, как мать падает в канализацию, как я хватаю ее за руки и вытаскиваю их наружу. Без нее». В этот момент я осознал, где я.

– Гарри?.. – Я сел на неудобном столе, услышав писк мутантов, но от резкого рывка все поплыло.

Спустя пару секунд я поднял голову. Сатори стоял напротив операционного стола, широко расставив ноги, прокручивал скальпель и ждал реакции. Гарри все еще валялся в отключке, его накрыли одноразовой простыней, на которой отпечатались причудливые следы. Я заморгал, чтобы настроить изображение, покрутил головой, хрустнул шейными позвонками. Спину ломило, словно меня пытались пробурить установкой для добычи ископаемых.

– Что уставился? – Я сглотнул неприятный осадок, оставшийся во рту.

– Чип сидит вплотную к позвоночнику, трудно извлекать. Мало ли, что-нибудь повредили…

– А если повредили? – Я машинально пошевелил плечами, охотники заржали.

– Отдали бы тебя делирийцам. Им это подходит – инвалиды живут, кормят их личинок и не могут убежать.

«Я не пригодна ни для чего в этом мире, у меня остались только игровые рефлексы. И так с каждым произойдет, мы должны что-то изменить, пока еще есть силы. Жители Тиа-Сити разделились на два класса – чистые потребители и…», – продолжала преподобная Алиса Терезия. В семнадцать лет она была одной из первых прогеймеров, сидящих на спидерах, теперь ей стукнуло пятьдесят, и лучшая из гонщиц Среды превратилась в Кассандру, предсказывавшую то, на что всем было наплевать. Сморщенное личико, покрывшееся пятнами от пристрастия к «цепочке», обвиняло меня круглыми беличьими глазами.