Юрий Иванович - Стать победителем

– Значит, согласен меня провести по горным тропам? – Только, присмотревшись к глазам ветерана, которыми он смотрел на меня, словно на самого царя-батюшку, можно было и не уточнять.

– И я согласен, и еще один родственник готов с нами в путь отправиться. Справный воин, отличный лучник, хоть и хром на левую ногу. У Грохвы никогда не был, но мастер золотые руки и среди любых гор чувствует себя как дома.

– Лучник – это здорово! – замер я, припоминая свою задумку. – А вот мастер… Кузнец, хлебопек или горшечник?

– Немного кузнец. Немного оружейник, но в основном он по дереву кудесник да по выплавке стекла мастак. Мы с ним в Борнавских долинах собирались стекольную плавильню строить.

– О как! Солидный дядька! А пригласи его ко мне на пару слов, хочу с ним по одному вопросу посоветоваться.

На одной из очередных моих пробежек дед Мирослав опять возник на моем пути, но теперь уже с родственником. Одного роста и одного возраста. Лица у обоих были похожи, разве что Бароч, как его представили, смотрелся рядом с грузным ветераном, как поджарый, жилистый тигр рядом с носорогом. Так как время меня поджимало и я шестым чувством начинал осознавать, что опаздываю, то не стал задавать Барочу лишних вопросов о согласии или причинах пойти в наш маленький отряд добровольцем. Судя по завистливым взглядам, от таких попутчиков или командиров, как мы, не отказался бы ни один из переселенцев.

Поэтому сразу достал листок бумаги, склонился над подходящим валуном и, давая скороговоркой объяснения, стал набрасывать чертеж будущего сооружения. Мне только и следовало проверить именно смекалку того человека, которому присвоили высокое звание «мастер золотые руки».

И Бароч это определение своего умения не развенчал. Почти сразу же стал задавать встречные вопросы по существу:

– Почему так важна разница в толщине канатов?

– Так намного интенсивнее гасятся ненужные колебания и раскачка.

– А вот эти, уходящие в стороны? – тыкал он пальцем в рисунок.

– Когда ты делаешь ворота, то прибиваешь доску наискосок, чтобы они не перекашивались под собственной тяжестью. Эти растяжки выполняют точно такую же функцию.

– Тогда все понятно.

– Можно соорудить за сутки при данной длине и для данной тяжести? – уточнил я напоследок и, не подумав, буквально несколькими линиями, не отрывая карандаша, изобразил человека, ведущего в поводу тяжело навьюченную лошадь.

– Конечно, – выдохнул тот, расширенными глазами глядя на изображение. – Как красиво! Да ты великий художник!

– Ерунда, – досадовал я. – С самого детства только это и умею рисовать.

Не хватало еще, чтобы сейчас по лагерю разнеслась весть, что я умею рисовать похлеще Тициана с Веласкесом, или кто тут у них в Леснавском царстве общепризнанные художники. А там кое-кто пустит слух дальше, контрразведка Моррейди вспомнит про мой обряд гипны в Сияющем кургане, мои рисунки на имперском флагмане «Перун», и сразу ко мне потянется цепочка тех, кто ищет чудо-оружие и сбежавшего из-под строгого надзора героя, славноприсного барона Цезаря Резкого. Хорошо, что здесь Леня, бывший во время боев в Трилистье бароном Львом Копперфилдом, ходил всегда в маске, а теперь еще и подарок патриарха окончательно помогает прикрывать уродливые, хорошо запоминающиеся шрамы, но ведь все равно высчитать тогда нас будет намного проще. И даже измененные имена не помогут спрятаться в зоне самых интенсивных боевых действий.

– В отряд принят! – После чего повернулся чуток и к деду Мирославу. – Но сразу первое предупреждение и обязательное условие: никто, кроме членов отряда, не должен знать о наших разговорах, намерениях и планах. Принято? Тогда все. Выход через кар-полтора.

Сграбастав листок бумаги в карман, я помчался дальше, оставив родственников на прежнем месте о чем-то интенсивно перешептываться. Скорее всего, они обсуждали несколько странное условие. Хотя как ветераны наверняка понимали, в плен могут захватить и кого-нибудь из нашего лагеря. Тогда наша затея с переходом через горы в обход Грохвы провалится изначально.

Но уже через час они со своими лошадьми стояли возле нашего бивака во всеоружии, с припасами и в полной походной готовности. А мы к тому времени так и продолжали метаться по лагерю, собирая последние листки с допросами, пряча свои диктофоны, седлая попутно коней и с некоторой наглецой разоряя продовольственные запасы наших соседей по лагерю. Вернее даже, это не мы разоряли, это они сами проявляли инициативу, зная о моей болезненной прожорливости. Вначале кто-то принес и положил на камнях завернутые в чистую тряпицу с десяток свежих лепешек. Потом туда добавился мешочек с морковкой и картофелем. Затем появились вяленое мясо, флаги с вином, сыры, колбасы, вяленая рыба и так далее, и тому подобное.

Мой товарищ, не менее болезненный, чем я, но только на укоры совести, начал было возмущаться, кричать по сторонам: «У нас все есть! Спасибо! Ничего не надо!» Но стоило ему один раз заглянуть мне в глаза и увидеть, как я судорожно сглатываю заполнившую рот слюну, так сразу вовремя затих и со вздохом стал складывать пожертвованную нам пищу в переметные сумы. Правда, я все-таки расслышал ворчание:

– Попробуй не взять жратвы этому проглоту!.. Так он собственного коня зажарит!..

Обижаться я на него не стал. На правду ведь не обижаются. Но вот упоминание о конях подстегнуло меня к заключительному акту расставания с лагерем. Для этого я пригласил атамана в бивак уставшего после допроса патриарха и с молодецкой яростью выложил им свои требования:

– Ястреб, трофейного коня зроаков я выкупаю для важного дела. Мало того, доспехи убитого твоим мягуном рыцаря мне тоже крайне необходимы. Атаман, подберите мне еще одного подобного тяжеловоза, нам надо четыре для всех. Плачу любую цену. Своих керьюги мы с Чарли вынуждены оставить в лагере, но с оплатой по их уходу. Также с условием беречь и лелеять как собственных, они нам еще очень нужны. Ну и прошу продать мне лучшие веревки, в должном количестве и ассортименте. Список уже есть у Бароча. Договорились?

Атаман лагеря стал мотать головой и набирать в грудь воздуха для споров. Уж он-то понимал, как сложно именно в такой момент купить у кого-нибудь рыцарского коня, да вдобавок упросить людей продать лучшие веревки. Но его оборвал мягким голосом трехщитный:

– Хорошо, мастер Михаил. Сейчас все это будет у твоего бивака.

С той минуты и кара не минуло, как наша небольшая группа из четырех всадников, за которыми двигались по пристяжной лошади с грузом, отправилась вначале к дозорной башне, а потом прямиком на восток. Полной нашу экипировку назвать было нельзя, но основательной – всенепременно.