Юрий Иванович - Полдня до расплаты

– Постараюсь приложить все свои умения, – пообещал Гайс – Но хочу тебе сразу же заявить от лица всех любителей домино: чемпионат надо проводить немедленно. Я уже не говорю о предварительных и отборочных турах. Напоминаю лишь о том, что скоро съемки закончатся и нас раскидают по таким дырам космоса, что ни о каком матче-реванше и речи не будет. А ведь проигравшим очень захочется отыграться, да только второго шанса они не получат. Жалко расставаться с таким опытным игроком, как ты…

– Кто бы говорил, – прервал его Николай. – Обдумывай быстрей правила, чтобы потом игра шла без споров. И еще, если вдруг обсуждение правил будет проходить при моих людях, можешь просто показывать жестами свое согласие или несогласие. Например, правда – трогаешь себя за правое ухо; неправда – касаешься мочки левого. Принято?

– Хорошо. Но я уже сейчас заявляю: все твои правила приму безоговорочно. И наши игроки с этим тоже согласны – уж больно хочется пожить в напряженном ритме чемпионата.

– Какие высокопарные речи! – Матеус позволил себе ухмыльнуться. – Но попробуй только пикни, когда адмиральского «козла» получишь.

– Буду плакать, но «пикать» – нет.

На том и разошлись два актера «по принуждению». Не прошло и минуты, как они со своими товарищами потянулись к открывшейся двери столовой.

Уже в камере Матеус постарался теми же иносказательными способами добиться от своей бригады полного взаимопонимания и сотрудничества в предстоящем сборе информации. Куда, как и на кого смотреть в любой сложившейся ситуации, что подмечать и о чем докладывать в первую очередь.

Провокация и предательство со стороны Гайса ни в коей мере не сбрасывались со счетов, но игнорировать его предупреждения, как предположительного эспера, тоже нельзя было. Если бывший граф ведет двойную игру, то хуже все равно не будет Но если он прав в своих обвинениях против Мердока, Кацки и иже с ними, то действительно надо брать ноги в руки и бежать, уползать, улетать отсюда любыми способами. Безмерная любовь к киноискусству – это одно, но рисковать при этом чудом полученной жизнью просто глупо. Тем более когда действительно есть кое-какие возможности для побега, который с этого момента получил кодовое название «чемпионат».

Следующие несколько дней опять выбили пленников из колеи. Настала очередь групповых сцен, в которых собирали чуть ли не всех актеров. И начали с самой мерзкой и неприятной, причем как для гаибсов, так и для их пленников. Разве что за небольшим исключением, о котором стало известно в конце дня.

По сюжету сочувствующего гаибсам славного малого, которого играл Гайс, злющий полковник Соляк заставлял насиловать привязанную к столу гаибсу. Снимали так, что сам процесс напоминал откровенную порнографию, – и все это под смех облаченных в древнюю униформу сослуживцев из спецбатальона и дикие крики сатанеющего полковника.

Гайс должен был играть переживание, сочувствие и страх, замешенный на зарождающейся любви, извивающийся вокруг стола Мердок буквально исходил потом и захлебывался поучительными приказами. Как ни странно, бывший граф выдержал это издевательство почти до самого конца. Правда, его несколько раз непроизвольно вырвало, чему удивились в первую очередь его подельники. Больше всех веселился Соляк:

– Ну ты даешь! Мы порой с тобой такое видели – и ничего! А тут…

Его зубоскальство прекратил хорошим пинком стоявший рядом гаибс, добавив при этом ехидным тоном:

– Что значит – тут? Да ты должен слюной исходить от вожделения при виде такой красотки!

К слову сказать, фигурка у гаибсы была просто замечательной, хоть и немного крупноватой, на взгляд людей. В обнаженном виде она вполне могла сойти за неплохую фотомодель. Но вот щетинистая челюсть… Она-то и заставила незадачливого подневольного актера несколько раз опорожнить желудок.

Напоследок Гайс все-таки взбесился и закатил настоящий скандал. Дело в том, что по идиотскому сценарию в конце полового акта его «товарищи по оружию» должны были высказать свое поощрение, хлопая ладонями по ускоренно двигающейся заднице – якобы в этом содержался некий традиционный для имперцев смысл. Понятное дело, что в действительности этот жест не имел под собой абсолютно никакой реальной основы.

Возлежать на более рослой и страшно щетинистой гаибсе «славный малый» еще смог, но выносить унижения от шлепков ниже спины отказался категорически, чем довел половину гаибсов до белого каления. А уж как сам Дейк Мердок в ругательствах и угрозах изгалялся, трудно передать. Но голый актер был непреклонен:

– Хоть вновь на красный карлик сбрасывайте – не буду сниматься!

Все затихли, ожидая реакции главрежа. Однако тот взял себя в руки, пару раз глубоко вздохнул и согласно кивнул:

– Отличная мысль! Так и сделаем!

После этих слов переминающийся возле стола актер незаметно коснулся своего левого уха, показывая заговорщикам: высказанные угрозы – ложь, что тут же и подтвердилось:

– Хотя… – продолжал Мердок, – ты ведь нам нужен здесь. Значит, здесь и казним! – И главреж весело захохотал.

Гайс зябко провел руками по плечам и коснулся правого уха. Правда!

В отличие от укрытой одеялом гаибсы ему не спешили подать одежду, ведь съемки еще не закончились.

Отсмеявшись, главный режиссер покладисто забасил:

– Шучу, шучу! Ты еще долго проживешь, – Матеус подметил касание левой мочки. – Но что же делать с утвержденной сценой? Неужели у вас действительно так не принято?

Он повернулся к остальным пленникам, и те так дружно отрицательно затрясли головами, что почти все гаибсы заулыбались, а старший оператор в порыве откровенности даже признался:

– Да и у нас такие жесты могут довести до убийства…

После небольшого совещания было принято решение пока отложить финал, а затем всех опять заставили играть сцену сначала. При этом насилуемая гаибса вновь стала охрипшим голосом выкрикивать проклятия в адрес извергов, добавляя в конце своего гневного монолога:

– О! Какая низость! Как я тебя ненавижу и сотрясаюсь от отвращения!

Гайс умудрился мимолетно коснуться своего левого уха. И сделал это так намеренно, что сведущим людям сразу стало понятно: лжет гаибская красавица! Видимо, ей все-таки чего-то захотелось!

Нечто в ее голосе встревожило и главного режиссера – видимо, он недаром считался одним из лучших в своей профессии. Мердок остановил съемку и набросился на возлежащую под голым Гайсом актрису:

– Сандра! Ты что, совсем обессилела? Где твоя ярость и негодование?! Да тебе и ребенок не поверит, а я – тем более! Устала? Так чего ты мямлишь? Или хочешь еще несколько дней валяться под этим червяком?

После такого внушения гаибса добавила в свой голос должных обертонов, успокоив этим кого надо, и сцена наконец была заснята полностью. Правда, сделали еще несколько дублей, чем довели всех актеров и технический персонал до полного изнеможения.