Дмитрий Ермаков - Слепцы

Маша? Ее положение в племени тоже вызывает вопросы. Почему эта здоровая, неглупая, довольно милая девушка живет одна, обособленно? Почему так и не стала за много лет ничьей женой? Свободных мужчин нет? Не думаю, что это проблема. Не та тут, в пещерах, ситуация. Что-то есть в ее одиночестве… ненормальное. В чем дело, пока понять не могу. Есть тут какая-то тайна. Одно ясно: она не враг мне. Наоборот, единственный друг.

Алекс? О! Кажется, я на верном пути. Конечно, организовать нападение летучих мышей и наводнение он бы не смог. И никто бы не смог. Но это, скорее всего, совпадение. «Счастливое» стечение обстоятельств. А вот обвал… Алексу камни в кучу стащить вполне по силам. Правда, обвал тоже можно списать на случайное стечение обстоятельств. А можно и не списывать.

Кто он вообще, этот Алекс? По словам Маши, он родился до того, как случился Катаклизм, попал сюда ребенком. То есть ему где-то лет тридцать. Судя по всему, драться умеет и любит. И характер скверный – слова сказать не может, чтобы не поддеть кого-нибудь. Сложный тип… Положение моего недруга в племени очень точно определила Маша – изгой. Алексей держится особняком. Почему его до сих пор не изгнали совсем? А изгонять-то некуда. Только если в мифические Большие пещеры, разговорами о которых изводит Алекс все племя, но вход в них буян и сам ищет уже много лет. А главное, в этом случае придется выгнать и его жену Раду. А против этого выступит сестра Рады Лада… А вождь на это не пойдет, так как Лада – местный медиум, победитель темных сил. Вот и получается замкнутый круг. Поэтому Алекс живет со всеми, ест со всеми, работает. Но при этом остается как бы сам по себе.

Мой враг Алекс? Лучшая кандидатура. Злой, желчный, надменный. Шлялся непонятно где, когда остальные с мышами бились. Много времени проводит в нежилой зоне пещер. Значит, возможностей сделать ловушку – хоть отбавляй. Да и мотив есть: ненависть ко мне. Одно лишь смущает. Слишком явно все на него указывает.

Не совсем ясна роль, которую играют в жизни племени старик и старуха, Кондрат и Ханифа. Молодые обитатели пещер относятся к ним с уважением, переходящим в обожание. Включая и самого Афанасия. Вождь даже не обращается к Кондрату Филипповичу иначе, как с поклоном, хоть тот этого и не видит.

Кто же из них главнее? Старик или вождь? Вероятнее всего, Афанасий и Кондрат просто поделили обязанности. Первый следит за порядком, заставляет работать, наказывает. Второй – предводитель иного рода. Афанасий заботится о том, чтобы племя не голодало и не сидело впотьмах. Кондрат тоже несет людям свет и пищу. Духовную.

Мой враг Кондрат Филиппович? Чушь какая. Ему-то какой резон? Да и сил не хватило бы приготовить ловушку.

Эта модель в целом объясняет ситуацию. Вопросы остаются, но черт с ними. Не буду ломать голову. Впереди достаточно времени, чтобы все узнать об этом странном месте… И успеть возненавидеть его. Если меня не укокошат раньше.

– Господи… Услышь меня! Господи… Я не хочу жить тут всю жизнь! Не хочу!!!

– А придется, – хихикает кто-то.

Я поспешно открываю глаза. Алекс. Принесла нелегкая.

– Соблаговолите, господин гость, пройти в Музыкальный зал на вечер поэзии, – декламирует он, выгибаясь в шутовском реверансе.

– Издеваешься, да?

Синяки и ссадины, конечно, уже не так болят. Но все равно двигаться тяжело.

– Так можно весь день проваляться! Скучно же, – из-за спины Алекса высовывается Мария. – Идем с нами.

– Идем! – раздается голос Натальи, она, как мне объяснили, главная певица в племени. – Тут недалеко. Десять минут в метро – и мы на месте. А не пойдете – я обижусь.

– А я в глаз дам, – добавляет Алекс.

– Иду-иду, – с ворчанием встаю я на ноги.

В глаз мне сейчас не очень хочется.

Полчаса спустя я сижу в небольшом, но невероятно высоком зале и с восхищением внимаю чарующей, неземной музыке, льющейся из простенькой костяной флейты.

Незатейливая мелодия, всего пять-шесть нот, повторяющихся снова и снова. Но потрясающая акустика зала усиливает звуки, придает им волшебные, фантастические краски. И вообще, есть что-то колдовское в этом нехитром сочетании нот. Маша будто бы специально придумала эту мелодию, чтобы заставить трепетать потайные струны души…

Маша играет, а Наталья поет. Ее голос, звонкий и нежный, точно маленький колокольчик, наполняет воздух. Снова и снова повторяются простые, но сильные слова:

Гулкое, раскатистое эхо подхватывает ее голос, играет им, обтачивает, обкатывает до тех пор, пока последние отзвуки не замирают высоко, под сводами зала.

– Невероятно! Бесподобно! Превзошла сама себя… – шепчутся люди.

Потом свои стихи декламирует Лада. Она обходится без музыки. Даже на импровизированную сцену из камней не залезла. Просто встает и начинает читать:

Произнося эти слова, она с надеждой смотрит на меня. От этого взгляда у меня аж сердце защемило и слезы навернулись на глаза. Захотелось провалиться сквозь землю или растаять в воздухе, только бы не видеть тех полных грусти взглядов, которые украдкой бросают на меня пещерные люди. Они ждали, что я поведаю им о судьбе внешнего мира. Они надеялись узнать от меня, что творится там, наверху. Крушение надежд, причем такое быстрое и жестокое, вынести нелегко. Что я могу сказать им? Заявить, что память вернулась, и наврать с три короба? Смешно… Ничего. Успокоятся, смирятся. А там, глядишь, возьмет память и взаправду ко мне вернется. Это же волшебное место, почему нет.

А врага надо вычислить скорее и тихонько грохнуть, списав на несчастный случай. Жить, черт побери, хочется даже здесь. И желательно – подольше.

Вот я и лишился товарища. Единственного человека здесь, в пещерах, с которым мог поговорить по душам. Положение и без того отчаянное. Все вокруг улыбаются, делают вид, что очень рады мне.

А среди них – убийца. И у этого человека наверняка есть союзники, сторонники. У меня же – никого.

Хреново.

А дело было так. Маша предложила мне искупаться в горячем озере. Дело обычное. Мы часто погружались в теплую, богатую минералами воду. И для здоровья полезно, и пот с тела смыть не помешает.

Но в этот раз Маша задумала не просто нырнуть и вылезти обратно. Она предложила сплавать на дальний берег. Пустынный, безлюдный был этот берег. Там было тихо, царил полумрак, потому что светлячки не селились на дальней стороне Купели. Там, я знал это, обычно уединялись пары, чтобы заняться любовью. Делать это у всех на виду считалось не очень приличным, а за озером – пожалуйста.