Сергей Лукьяненко - Застава

Как жаль, что я не могу открывать проходы так быстро и ловко, как ушедший от меня в горах контрабандист!

До «бабушек» оставалось шага три, когда все пришло в движение. Я то ли уловил какой-то звук, то ли что-то почувствовал и повернулся.

«Рабочие», не таясь, кинулись за нами.

Девушка оторвалась от своего парня, метнулась к скамейке, где сидел Гольм, и ловко взяла советника в захват. Ее парень вынимал из-за спины (видимо, под пиджаком сзади прятал) длинноствольный револьвер неизвестной мне модели.

А «бабушки», когда я сообразил развернуться, вытащили из своих ридикюлей гофрированные шланги с раструбами. Я оцепенел от ужаса, потому что первая мысль была про огнемет. Потом я вспомнил слова Гольма про газ.

Спасло нас то, что загримированные под старушек спецназовцы не хотели вдохнуть своего же газа и свободными от шлангов руками вытягивали из-под пышных воротников что-то вроде резиновых масок-противогазов с круглыми стеклышками очков.

Ну и Скрипач вмешался вовремя, конечно.

Выстрел в осеннем парке был едва слышен, и если бы я не знал, где затаился Саркисян, то даже направление бы не засек. Ридикюль на руке у «бабушки» мотнулся, будто по нему ударили кулаком, – и с гулким хлопком распух. Секунду он висел надутым кожаным пузырем, а потом лопнул, разбрызгивая толстые стеклянные осколки. К моему удивлению, газ у спецназовцев хранился не в металлических баллонах, а в стеклянных. Воздух задрожал – газ был невидим, но какая-то мутная волна пошла во все стороны от падающей «бабушки».

Дальше все происходило мгновенно.

– Не дыши! – крикнул я и кинулся бежать. Хмель метнулся следом. Два раза негромко щелкнули выстрелы – это парень стрелял из своего длинноствольного револьвера. Одна пуля вжикнула рядом, как показалось, у самого уха. Я на бегу оглянулся – и это была ошибка. Невидимая газовая волна догнала меня. Я еще успел увидеть валяющихся «бабушек», скорчившихся, будто в страстных объятиях, Гольма и девушку-спецназовца, двух оседающих на землю «рабочих» – третий улепетывал, но и он не успевал, ноги у него начали заплетаться, и он полетел вниз лицом на траву…

Потом я отключился. Я абсолютно уверен, что не вдыхал отравленный воздух, но, похоже, хватило и контакта со слизистыми оболочками – в последнюю секунду у меня защипало глаза.

– Ну что, готов? – скептически спросил Старик.

– Полагаю, что да, – я крепко пожал ему руку. – Спасибо… хоть ты и урод, что бросил меня в городе.

Старик усмехнулся.

– А теперь проваливай, – добавил я. – Домой отправлюсь сам.

– Бережешь тайну портала? – понимающе кивнул Старик. – Правильно. И не переживай, если не получится – подумаешь еще, поэкспериментируешь.

– Получится, – твердо сказал я. – Уверен. Проваливай.

Старик без споров вышел из баньки. Я прикрыл дверь, хотел было задвинуть засов, но вовремя сообразил, что если у меня и впрямь получится, то пограничникам придется ломать дверь. Ладно, не будем впадать в паранойю, никто за мной не подсматривает.

Раздевшись, я сложил одежду на скамье. Огляделся в теплой и сырой банной полутьме. Потемневший от времени дощатый пол под ногами, толстые бревенчатые стены с проконопаченными паклей щелями, крошечная масляная лампа-коптилка и пара узких окошечек под самым потолком. Незамысловатый уют пограничной заставы в другом мире…

Я еще раз обдумал последовательность действий. Зачерпнул ковшиком горячей воды из кадки, облил себя раз, другой. Плохая замена душу, но хоть что-то.

Теперь шаг назад… подхватить полотенце… начать растираться… и…

Мокрая нога скользнула по кафельной плитке, я поскользнулся и упал – через портал назад в свою ванную комнату. Ударился затылком о стену и громко выругался. От яркого электрического света слепило глаза. Какой он, оказывается, пронзительный и неприятный – электрический свет!

Темный круг портала, за которым виднелся угол скамьи и кадка с водой, исчез. Я вернулся из Центрума на Землю. Как и обещал Старик – точно в ту точку, откуда открыл портал в Центрум.

Потирая затылок (шишка наверняка будет), я встал и вернулся в душевую кабину. Хорошо, что воду закрыл, помывшись, не оставил смывать пену от душ-геля, а то накрутил бы мне счетчик изрядный должок… Я повернул кран – на меня полилась теплая вода. Господи, как хорошо то! Есть преимущества у развитой цивилизации!

Смыв с себя пыль чужого мира, я вышел, очень аккуратно вытерся и оделся. Пошел в гостиную и сыпанул рыбкам корма. Хорошо, что у меня рыбки, им несколько дней без еды не страшны. А кошка могла бы и помереть.

Зазвонил мобильный, валяющийся на столе, но как-то уныло, без энтузиазма – прежде чем я успел взять трубку, звонок уже оборвали. Я посмотрел на список пропущенных. Ну ничего себе… пять дней-то всего отсутствовал!

Как ни странно, от мамы было всего два звонка. У меня замечательная мама, она не паникер, и в ее сознании укладывается, что взрослый сын может недельку не звонить и не отзываться на звонки. А вот с работы меня искали раз сто. Включая только что оборванный звонок.

Я вздохнул и перезвонил.

– Иван! Ты с ума сошел? – Константин, лидер нашей группы «Угол падения», начал орать сразу же. – Ты что себе позволяешь? Обкурился? Накололся?

– Костя, ты же знаешь, наркотиками я не балуюсь, – сказал я.

– Запил? – чуть спокойнее предположил Константин. Похоже, это в его глазах было бы заслуживающим снисхождения обстоятельством. – Тогда резко пить не бросай, белочка придет.

– Я не пью, – сказал я. – Ну, так, во всяком случае, не пью.

– А тогда что? – снова завелся Костя. – А? Я тебя уволю на хрен! Тоже мне, Ринго Стар! Ударников в Москве – как собак нерезаных!

– Костя, а может, у меня что-то случилось? – спросил я. – Какая-то беда, проблема?

– И что случилось? – все еще на взводе продолжал Костя.

– Я случайно попал в иной мир и провел там пять дней. Никак не мог вернуться.

– А говоришь, наркотики не употребляешь, – почти спокойно сказал Костя. – Доиграешься, уволю тебя на хрен…

– Костя, я давно хотел сказать, что у тебя бедный словарный запас, – сказал я. – На хрен, на хрен… Уволю к чертям собачьим, уволю с концами, выгоню на улицу босого и голого… ну много же есть красивых экспрессивных выражений! И в песнях, что ты пишешь, та же самая беда. Язык бедный, канцелярский, суконный… Суконный, кстати, это не от слова «сука», а от слова «сукно».

– Я тебя уволю, – твердо сказал Костя.

– Увольняй, – согласился я. – У меня теперь другая работа.

– Эй, Иван, ты чего? Да перестань залупаться, давай встретимся…

Я отключил телефон. Подумал и набрал мамин номер. Во-первых, чтобы Костя, который сейчас будет перезванивать, нарвался на «занято». А во-вторых, узнать, как у мамы дела, не нужна ли ей какая-то помощь… и предупредить, что я уеду в турне. Нет, не в турне, в командировку. Я взялся за ум, бросил музыку и теперь работаю в серьезной государственной конторе с хорошей зарплатой и нормированным рабочим днем. И никаких вредных привычек у коллег.