Руслан Мельников - Метро 2033: Из глубин

Ну, так ли уж и не может? Когда они оказались под Пермью, в это тоже не очень верилось.

– Ладно, будем считать, что навигация рабочая. Надо проверить остальное, – дальше полковник забубнил под нос, колдуя над пультом. Стас теперь различал слова с трудом: – Автопилот… ага, тут проблем нет. Выключен был, все в порядке. Система жизнеобеспечения? Слава богу, в норме, родимая. А вот это? А это?..

Щелк-щелк-щелк, клац-клац-клац – тумблеры, переключатели, кнопки. Слабое перемигивание лампочек на пульте. И погасшие лампочки – как мертвые глаза. Огни на панели управления горели через один.

– Что? – затаив дыхание, спросил Стас.

– Хорошего мало, – признался Гришко. – Но могло быть и хуже.

Полковник склонился к микрофону внутренней связи, скомандовал:

– Все-всё цело? Ну-ка, быстренько проверить и доложиться!

– Какое там, к чертям, «цело»! – Стас узнал раздраженный голос Михеича. – Половина систем накрылась медным тазом. Но двигатель пока пашет. Бур, шнек, домкраты – отказов тоже, вроде, нет. И я жив-здоров, если это кому-нибудь действительно интересно. Ну, разве что штаны немного…

– Твои штаны меня не интересуют, – перебил Гришко. – Дальше.

– Акустика не работает, – сообщила Катя. – Вообще. Глухо…

Стас поймал быстрый, но выразительный взгляд Гришко, брошенный в его сторону. Ясно, теперь он здесь вместо акустики.

– Киря? – поторопил полковник.

– Боевой отсек в норме. В целом. Правда, торпед у нас больше нет, и прицелы посбивались. Надо настраивать.

– Вера?

– Мы остались без внешней связи, – послышался тихий уставший голос связистки. – Что-то шарахнуло по аппаратуре. Разряд какой-то, что ли.

«Плевок-молния, ток-яд, – подумал Стас. – Так, кажется, называл этот “разряд” Колдун».

– Таня? – продолжал опрос Гришко. – Что с медблоком?

– Раздолбало, но кое-что собрать можно.

– Додик? Я вас всех что, за язык тянуть должен? Как реактор?

«В норме, надо полагать, – подумал Стас. – Если бы попало по реактору, они бы сейчас не разговаривали».

Атомщик не ответил.

– Чего молчишь, Додик? – нахмурился Гришко. И опять не дождался ответа.

Подземлодку все-таки пришлось остановить на время.

Реактор уцелел. Додик был мертв. Но он был мертв как-то по-особенному. Очень мертв, – Стас сказал бы так.

С рабочего кресла атомщика свисали обрывки страховочных ремней. На полу валялось почерневшее и усохшее, словно обугленная деревяшка, тело. Правая рука и левая ступня отломились. Голова с жиденькими волосами откатилась в угол. Очки разбились. Видимо, все это произошло во время болтанки, устроенной червем-кишкой.

Но, странное дело: лицо Додика почти не пострадало. По крайней мере, можно было различить его выражение. Лицо было спокойным и безмятежным. Судя по всему, смерть была мгновенной.

Открытые глаза Додика невидяще смотрели сквозь людей и предметы, как Стас смотрел особым зрением сквозь обшивку «крота». Может, это тоже какое-то свехособое зрение , недоступное живым?

– Что его убило? – спросил Гришко.

– Можно было бы предположить, что высокая температура, – неуверенно промямлила Таня, осматривавшая труп. – Или мощный электрический разряд. Но глаза и волосы почему-то целы.

Почему-то? Ну да, такая смерть не вписывалась в привычную картину мира. Как, впрочем, и многое другое. По мере их продвижения под землей рамки этой картины размывались все сильнее.

– Что? Его? Убило? – четко проговаривая каждое слово, повторил Гришко.

– Не знаю, – честно призналась Таня.

Медицина порой бывает бессильна не только в лечении, но и в установлении причины смерти. Самый позорный вид врачебного бессилия.

«Я знаю, – подумал Стас. – Бедняга попал под плевок-молнию Олгой-хорхоя».

Вслух он, впрочем, говорить ничего не стал. Зачем?

Интересно, кому теперь будет являться призрак мертвого атомщика: Гришко или ему? Ведь, если разобраться, они оба виновны в смерти Додика. Полковник не повернул «крота» назад, в корни, когда была такая возможность. Стас не смог, или… да, наверное, так будет точнее – не захотел настоять на том, чтобы «крот» повернулся. Впрочем, бедняга Додик – не Илья-Колдун. Вряд ли его призрак будет сильно кого-то беспокоить. А если даже и будет. Под землей, как оказалось, полно всякой нечисти. Так что призраком больше, призраком меньше – не беда.

– Старый глупый еврей, – прошептал Михеич, глядя на покойника. – Какого ж ты хрена так, а?

Глаза компьютерщика блестели от слез.

В последний путь Додика отправили через ДУК-камеру. При этом все присутствующие старательно отводили глаза от Стаса и старались не смотреть на люк с отпечатками его ладоней. Будто и не было ни того, ни другого. Наверное, людям так проще.

Дальше продвигались медленно и осторожно, хотя никаких опасностей за бортом не было. Только обычная порода – в меру податливая, без пугающих проявлений жизни. Или нежизни.

Да, там, снаружи, все было спокойно. А вот внутри…

На подземлодке царило напряжение. Словно одна из черных ветвистых молний Орхой-холхоя растворилась в воздухе и теперь давила на мозги. После смерти Додика что-то изменилось. Внутренняя связь молчала. Уцелевшие члены экипажа как будто избегали общаться друг с другом. Даже Гришко не отдавал команд и не требовал отчетов.

Смерть Додика угнетала всех. Субтеррина шла на автопилоте. Автоматика вела «крота» к очередной точке всплытия, указанной полковником.

Двигались в щадящем режиме. Гришко берег потрепанную машину и нервы людей. А еще он снова хотел поговорить. Причем разговор намечался не из простых.

Полковник смотрел на Стаса. Хмурый такой, озадаченный, настороженный взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Впрочем, Стас валился с ног от усталости, и ему уже было на все наплевать.

– Мне нужно отдохнуть, – сказал он.

– Отдохнешь, – согласился полковник. – Только сначала я хочу выяснить раз и навсегда, кто ты и что ты.

Стас улыбнулся. Браво, полковник! Попытка отчаянная, заслуживающая уважения, но, увы, совершенно бессмысленная и, мягко говоря, немного запоздалая.

Гришко терпеливо ждал ответа. А какой может быть ответ на такой вопрос?

– Меня зовут Стас, – пожал плечами Стас.

– Не ерничай.

– А большего я не смогу сказать при всем желании.

Гришко недовольно поджал губы:

– Сегодня погиб Додик.

– Разве в этом виноват я? – спросил Стас.

«Разве только я в этом виноват?» – наверное, так было бы правильно.

Его словно не слушали.

– Это многое изменило, – продолжал Гришко. – И может изменить еще больше. В том числе и отношение к тебе.

Пауза. Пристальный взгляд. Странные какие-то намеки. Что мешает говорить прямо, начистоту? Стас решил сделать это первым.