Дмитрий Володихин - Тихое вторжение

Возвращается вприпрыжку, пот с лица сбрасывает не переставая. Счастливый до усёра – тащит автомат убитого. От усердия еще шагов за пятьдесят до нас принимается трясти им в воздухе над головой, мол, вот этим я артефакт вытащу, ясно вам?

Да ясно нам. Останавливаю энтузиаста коллекторской работы у обочины. Не торопись, старатель.

– Группа, оружие на изготовку. Степан, сектор на три часа. Терех, сектор на шесть часов.

Вот тут гаечки-то и пригодятся. У меня их всего дюжина, но тут много и не понадобится. В автомастерской выпросил перед выходом группы. Распотрошил аптечку, привязал по куску бинта к каждой, как полагается.

Ну, лети, первая… метров на десять. Никакого отклонения в сторону, нормальная траектория. Лети, вторая, подальше. Тоже, вроде, ничего необычного. Хотя… бугорок, на который она упала, шевелится.

– Огонь!

И сам вскидываю автомат.

Толстый прицельно кладет прямо в этой бугорок очередь из двух пуль. Потом еще одну, чтобы наверняка, из трех. Я, чтобы вернее верного, добавляю одиночный выстрел. Тощий щурится, не видя, куда мы стреляем. Близорукий еще ко всему?

«Бугорок» неожиданно поднимается. Опа! Никогда такого не видел. Вверху – земля и земля, неровная серо-черная масса, палочки какие-то скатываются… Я бы запросто наступил, как на фрагмент незасеянного газона, радиусом около метра. А внизу – две тонких лапы. Спереди – длинный тонкий конус, заканчивающийся иглой и… глаз, что ли, рядом с конусом?

Бугорок, словно юркий маленький зверь, бежит в нашу сторону, ловко перебирая лапками.

Всаживаю в него пулю, другую… Тощий бестолково лупит выше цели. Степан поворачивается и дает длинную очередь. Хоть раз, но точно попал – по фонтанчику земли видно. А «бугорок» все движется, не снижая скорости. Наши попадания отбрасывают его назад, сносят в сторону, но он упрямо берет одно и то же направление.

Конус раздвигается на две половинки – нижнюю и верхнюю, а потом они с громким щелчком соединяются. Мля, клюв это или мне мерещится?

Толстый резво ложится на асфальт и вбивает пулю в то место, где у мутанта лапки крепятся ко всему остальному. Бегунец делает потешный кувырок. Падает на спину и принимается бестолково трясти ножками в воздухе. «Гу-урк! Гу-урк!» – издает он странные звуки. По телу его бежит кровь. Обыкновенная красная кровь. Мы с Толстым и Степаном методично расстреливаем серо-черное тело, пока не прекращаются всякие признаки шевеления.

Господи, отчего я так уверен, что передо мной тварь, в которую превратился обыкновенный московский голубь?

А Толстый – молодец. Реагирует моментально. Не отключает соображалку.

– Нина, почему не стреляли?

– Я никак не могла прицелиться…

– Однажды это будет стоить вам жизни.

Она печально потупилась.

Когда вернемся, добиться, обязательно добиться, всенепременно добиться, чтобы ее никогда, ни при каких обстоятельствах не пускали в Зону.

– Фиксируйте мутанта. По-моему, никто еще на этого… псевдоголубя… не натыкался.

– Псевдоголубя? – удивленно переспрашивает она и делает шаг в сторону расстрелянной зверушки.

– Стоять! Издалека. Да, снимайте отсюда, не ближе.

Тощий с ужасом смотрит на труп мутанта. Спрашиваю его:

– Что, не пропала охота лезть за хабаринкой?

А он поворачивает ко мне лицо, и я вижу: в глазах цифры щелкают. Этот обосрется, но денег не упустит. С ума будет сходить от страха, но попрет вперед по кратчайшей, и остановить его можно разве что противотанковой гранатой.

Указываю ему маршрут в обход окровавленной тушки. Велю отстыковать рожок и отдать Толстому. На всякий случай бросаю еще одну гайку, к са́мому «живому факелу».

Тощий чешет на полусогнутых, потом ложится на брюхо и вовсю работает руками-ногами по-пластунски. Терех комментирует:

– Вы были правы, Тим. Извините. У голодного пса не стоит вырывать кость…

Тощий скрючивается у самой аномалии, закрывает лицо, пытаясь избежать ожогов, заходит с одной стороны, с другой… Вот дубина, там же путь не провешен!

Слева от аномалии почва взрывается, словно кто-то закопал гранату, а Тощий потревожил растяжку. Взрывной волной Тощего отбрасывает на шагов на пять. Пыль и грязь поднимаются выше человеческого роста.

– Убит! – визжит Нина.

– Если бы… – желчно произносит Терех.

– Он у нас живчик, – говорит Степан. – Шило у него в заднице…

Тощий садится на земле, отмахивается от пыли, протирает глаза… вернется? Нет, опять полез. Есть такое старинное слово – деньгорад.

С десятого раза Тощий подцепляет «паука» стволом чужого автомата. Тянет к себе, вскрикивает от боли, но тянет, тянет. Карош урус, джигит урус! Бросает чужой автомат. Живенько, там же, на месте, развязывает вещмешок и сует туда артефакт. Видно, чтобы мы не отобрали его прелесть… Назад двигается сначала на четвереньках, а уж потом на своих двоих.

Красавец ты мой! Панаму потерял, весь в грязи, весь в паутине, весь в бычках…

– Вещмешок открыть.

И тут он зло ощеривается.

– Это моё. Это я добыл. Я не отдам!

– Вещмешок открыть.

– Это я за ним туда лазал, мне премиальные положены, всё по закону!

– Вещмешок открыть! – я спокойно направляю автомат дураку в живот.

– Да что же это делается! Степан, хоть ты защити!

Старшой закатывает глаза. Вот ему еще забота приспела!

– Делай, что тебе велено, Костя.

Тот зло ощеривается на меня и бормочет: «Ну, погоди еще у меня…» – но «сидор» все-таки развязывает.

– Немедленно переложить «паука» в контейнер для артефактов.

Парень тут же светлеет лицом, счастья полные штаны.

– Спас-сибо! Я все понял. Я всё исправлю!

Переложил. Очень славно. Однако автомат я все-таки не опускаю и команду «продолжать движение» не даю. Смотрю на Тощего, а он не знает, куда девать глаза, и неловко мнет в руках горловину вещмешка. Говорю ему очень спокойно, на максимуме доброжелательности :

– Чмо, свиньями крытое, если я услышу от тебя еще хоть одно слово поперек, пристрелю без предупреждения. Ты понял?

Кивает. Для пущей верности кивает еще два раза, словно выпускает короткую очередь из Калашника.

– Продолжать движение!

Какая-то ерунда мешает мне сосредоточиться. Что-то я забыл. Что-то мне мешает. Пси-воздействие? Нет. Нет, не то, не похоже. Нет, связано с Тощим, но как?

Слева от нас тянется большой торговый центр, в котором не осталось ни единого целого стекла. Мародеры, надо думать, растащили тут всё в первую очередь. А впереди по курсу – ларечки, кафешки, блинные, котлетные, шаурмяные… что там еще? По тротуару разбросаны дешевые футболки со следами грязных подошв. В бывшей грильне, развороченной взрывом гранаты, сидит чернобородый мужик с босыми ногами. Пальцев на них нет, крысы любят нежные сладкие пальчики и лакомятся ими в первую очередь. Требуха вывалилась из разъеденного живота. Кому-то понравилась его обувь, хорошая, наверное, была обувь… По гниющему лицу ползают большие блестящие мухи. А издалека мнится – устал мужик и присел отдохнуть.