Дмитрий Володихин - Тихое вторжение

Мы топаем по проспекту, и я пытаюсь ободрить себя мыслью о самых первых сталкерах. Они-то по Зоне ходили безо всяких детекторов, и ничего, многие возвращались домой. Да. Многие. В смысле, некоторые…

Нам приходится идти до жути медленно.

Я верчу головой как сова, на двести семьдесят градусов. Прислушиваюсь, принюхиваюсь, приглядываюсь к любым пятнам на асфальте, к жухлым листьям на деревьях, к тому, как бежит по асфальту старая газета, гонимая ветром… при полном безветрии… слава богу, вдалеке от нас бежит… левую щеку мне греет солнышко…

– Стоять!

Ну какое солнышко, ребята, какое тут может быть солнышко, когда небо над Зоной с утра до вечера задернуто тучами? Когда наблюдение за Москвой со спутника стало делом, немыслимым в принципе? Откуда тут появиться солнышку?

Тепло на щеке. Так. Тепло на левой ладони. Усиливается? Нет. Медленно поворачиваю голову. Тепло добирается до носа. Приближается оно ко мне? Тоже, вроде, нет.

Принимаюсь копаться в памяти, отыскивая аномалию, в описании которой говорилось бы про ощущение тепла. В дисках Михайлова – ноль информации. Насчет старой Зоны… Не помню. Убей бог не помню. Что-то очень старое, на заре Зоны… но при мне такого уже не существовало. В московской Зоне вообще много того, с чем Зона чернобыльская рассталась чуть ли не до первого выброса.

Делаю шаг назад. Медленно. Как можно медленнее. Идет тепло за мной? Нет, нет. Хорошо. Значит, еще пара шагов. Осмотримся получше. Выжженная трава? Тут нет травы, тут асфальт. Сухие листья на деревьях? Тут и деревья далековато. Аномалия, если она есть, может до них не добивать. Вот только сам асфальт… слишком уж он чист. Ни листочка. Ни черенка, ни пуха тополиного. И он самую малость темнее, чем то, что я вижу сзади, спереди и справа. Для глаза – почти незаметно… Почти.

Мысленно определяю границы более темного асфальта. Отступаю назад еще на пару шагов. И начинаю обходить пятно по проезжей части.

Группа не спорит. Группа хочет жить. И группа уже поняла: я даю хоть какой-то шанс не остаться тут навсегда. Поэтому все без лишних вопросов следуют за мной. Если бы я сейчас приказал снять штаны и сплясать, никто бы не стал перечить.

Вот так, с чудовищно малой скоростью, часа за полтора, не меньше, мы добрались до станции метро «Университет».

В полном молчании.

Сколько часов прошло с тех пор, когда мы миновали пропускник на Киевском шоссе? Три? Нет, больше. Пять? Возможно. Шесть? Не исключаю. Конечно, летний день длинен, но если мы будем перемещаться в таком же темпе, то задержимся здесь до полуночи. А бродить по Зоне ночью нельзя, это азы, это дважды два четыре.

Однако и ночевать тут – тоже радость небольшая…

У станции метро «Университет» два входа. Один – на нашей стороне проспекта Вернадского, другой – на противоположной. На другую сторону я бы соваться не стал. Когда-то, в мирной жизни, до харма, там располагался рыночек. Там и сейчас видны торговые ряды. Киоски, разумеется, разбиты. Тенты от солнца – опрокинуты, повсюду валяются ломаные ящики. И, кажется, шевелится что-то… не очень человеческое. Но самое поганое – дымка какая-то, муть, скрадывающая все цвета. Ощущение такое, будто на бывшем рыночке цвета пригашены до состояния узора на застиранном платье.

А над дымкой висит огненный шар, по размерам сравнимый с автомобилем. Ничего страшного. В Зоне есть несколько штук огненных шаров. Самый первый, он же и самый большой висит где-то над Таганкой. Опасности от них никакой нет, если только ты не захочешь произвести эксперимент: подняться на раздвижной лестнице и сунуть руку или голову. Если ты совсем обуел и все-таки сунул туда что-нибудь лишнее, ну… тоже ничего страшного. Просто руки или головы не станет. Но это ведь твое личное дело, правда?

ОК, парни, есть желающие поставить эксперимент?

Ну вот и я к тем местам соваться не стал…

Я тут располагаю входом номер два, и мне его хватит.

Вход на станцию метро «Университет» больше всего напоминает карусель на сельской ярмарке. Ту самую старинную деревянную карусель, где расписные лошадки поставлены по кругу, в центре – столб, вокруг которого вертится основание с лошадками, а к столбу прикреплена плоская крыша, защищающая от солнца и лошадок, и их седоков. Такая конструкция называется в архитектуре «ротондой», а в жизни – беседкой. Ну вот, вход в «Университет» и есть громадная ротонда с плоской карусельной крышей и очень толстым центральным столбом. Внутри столба – эскалатор для спуска на платформу, к поездам. А лошадок заменяют тощие двойные колонны, поддерживающие крышу.

Парни, кто сказал «поганый гриб, только каменный»?! А в хлебало?

Вот уже много лет эту самую «беседку» с трех сторон обнимает блескучая стеклопластиковая подкова торгового центра «Университи». Ну да, когда я был здесь прошлый раз, год назад, она еще силилась взять «карусельку» в борцовский захват…

А теперь ее нет.

Признаки ее былого существования налицо, а вот само существование прекратилось. Один конец подковы обрушился, и видно, что там случился чудовищный пожар. Второй конец подковы сплющился под действием обширного гравиконцентрата. А в самый центр въехал боевой вертолет – абсолютный близнец того, который отдыхал сейчас от трудов праведных у дома номер 12 по проспекту Вернадского.

Мы останавливаемся метрах в сорока от «Университета». Никто не стреляет в нас из ближайших домов, никто не наблюдает за нами с крыши «карусельки». Никто даже не окликает нас, мол, что за перцы явились на территорию реальных пацанов?

Никого.

Это в самом начале, говорят, Москву пытались поделить на территории. А потом тут кончились харчи, вокруг города вырос Периметр с пулеметами и пушками, а сама столица превратилась в сад аномалий. Кто тут из бандосов останется? Только самые отчаянные ребята, да еще мелкие грызуны. Вроде давешних мародеров.

И все-таки не стоит рисковать всей группой.

– Толстый, зайди на станцию. До эскалатора, не дальше. Посмотри, как там, и если там какая-то хрень, то стреляй и беги.

Он молча кивнул и отправился выполнять задание. Его не было всего пять минут. Но за это время Терех тремя способами намекнул, что не стоило дробить группу. В конце концов, я ему сказал:

– Да. Стоило угробить ее всю сразу. Так надежнее.

Вернувшись, Толстый доложил:

– Тихо. Дверей нет. Сразу за дверями – большая лужа, хотя с потолка не капает. Притом вода стоит на чугунных решетках и не стекает вниз. Странно. Снизу – никаких звуков, никакого шевеления.

Да он не только стрелок золотой. Он еще и разведчик из чистой платины!

– Проверь связь.

Хорошо бы прямо сюда вызвать вертолет – потом, после того, как мы тут закончим. И посадить на относительно безопасном месте: там, где мы прошли. Мытарства группы здорово сократились бы…