Дмитрий Володихин - Тихое вторжение

Прежде чем ответить, доцент Терех пробормотал нечто совершенно неакадемическое. Я, ребята, воспроизводить его слова не стану. Я таких даже в армии, на погранзаставе, не слышал. Иногда, знаете, дивные перлы выходят, если скрестить академщину с заветными словами! Разное можно сделать с такой-то матерью, но чтобы с помощью реторты и лагранжиана…

Потом он все-таки ответил:

– Вы передергиваете.

– Нет. Жесткая необходимость двигаться в одном, якобы уже заданном для человечества направлении – ваша фантазия. И нет под ней сколько-нибудь логичного обоснования. Более того, вот, допустим, у меня с супругой насчет будущего совсем другие планы. Мы, знаете ли, хотим уюта. Мы, знаете ли, в смысле материального быта – убежденные мещане. Дом комфортно обустроенный. Семейные праздники. Шашлыки на даче. Походы с детьми на карусели. Мы обязательно заведем детей, а им ведь тоже потребуется человеческая жизнь – хороший дом, да хоть пресловутые занавески на окнах… Пусть будут занавески! Если моя жена хочет занавески, значит, занавески должны быть, а мироздание подождет… Мы всем этим дорожим. И хотим иметь всё это в нашем человеческом будущем, а не в каком-нибудь монстроидальном. Да там и не будет ничего нам потребного… Скажите по совести, почему наши планы – по боку, а вашим – зеленая улица? Развитие ради развития? Чем вертикальнее прогресс, тем светлее на душе? Н у, появится некто из колбы, а нас – куда? На свалку? Или то, что появится, немедленно от нас улетит в космические просторы, познавать вселенную? Вот уж вряд ли. Скорее всего, сверхчеловек окажется редкой заразой и, как только почувствует свою силу, сразу же попробует отовсюду вытеснить старика папашку – обычного человека, вроде нас с вами. Почему, скажите на милость, нам надо пестовать такую напасть себе на голову? Почему нам нужно отойти в сторонку и освободить ему дорогу? Почему нам непременно надо чапать на свалку истории, где вы нам щедро определили место? Полагаю, человеку есть куда развиваться и без сверхчеловека. Не думаю, что потолок выбран. Не думаю, что науке и культуре некуда идти. И мы готовы побороться за нашу перспективу.

– Сверхчеловек, а я говорю об истинном сверхчеловеке, растопчет вас. Или просто уйдет из вашего мира, не обратив особенного внимания на то, как вы живете, что вам нужно, даже на то, что вы собрались с ним воевать. Сверхчеловек будет по сравнению с вами как… кроманьонец по сравнению с неандертальцем. Или, скорее, как человек по сравнению с обезьяной. Вы не сможете оказать ему сопротивление.

– А может, он будет как дикий зверь против человека. Как мутант из Зоны. Контролер или бюрер… или эмионик… И нам останется лишь в очередной раз высчитать, какая именно яма поглотит очередного мамонта.

– Тимофей Дмитриевич, вы, никак, настроены своими руками прикончить будущее человечества? Да ведь это ксенофобия в чистом виде.

Вот он уже начал заклинать меня словами священных проклятий. Ксенофобия… до фашизма доберется или нет? Интересно мне. Ведь нынче понятие «фашизм» имеет произвольное наполнение. Фашизмом называется всё то, что не нравится человеку, который решил обозвать кого-нибудь фашистом. Раньше бы сказали: «Ты редкий мудак». Теперь скажут: «Ты настоящий фашист».

– Понимаете ли, драгоценный Александр Евгеньевич, вам сначала придется доказать, что такое будущее хоть в чем-то лучше настоящего и прошлого. Ну а не докажете, так на всякую черную тварь из реторты найдется свой безотказный дробовик.

– Закончим этот пустой разговор! Вы слишком часто ходили в Зону. И, кажется, умственно опустились до уровня некоторых ее хищных обитателей… – Терех решительно развернулся и пошел прочь.

Что-то ты, друг ситный, путаешь.

Я ответил в удаляющуюся спину:

– Выходит, я и есть ваш сверхчеловек… в первом эскизе.

Он – ни слова мне больше. И почему люди так не любят со мной спорить? Вот сейчас: разве ж я сказал что-нибудь грубое? Просто куража у меня много, не все выдерживают. А я ведь то, что думаю, вслух не говорю, я обычно выпускаю наружу очень приглаженный вариант.

Он отходит всё дальше и дальше, а я… я сержусь на него, ребята.

Достал он меня своими сверхлюдьми. Бабу бы себе завел, что ли, больше б толку было. Что он нам подсовывает? Зона – хорошо. Зона – эскиз новой жизни. Из Зоны вырастет будущее. Сегодня мутанты – завтра супер-пупер крутые хозяева Земли. А я на это так смотрю: есть нормальная человеческая жизнь. И в нее по-тихому отовсюду вторгаются. Ее хотят переделать, мороза напустить, отобрать ее у нас, в конечном счете. Какой-то поганью нас заменить. И ее, этой нормальной жизни, теперь с каждым годом всё меньше и меньше. А погани всё больше и больше. Труднее стало согреваться, замерзаешь на ходу… Я, ребята, если что, собираюсь тихому вторжению сопротивляться. Сегодня, завтра и каждый день. Где его на чуть-чуть натекло, там и сопротивляться на чуть-чуть, а где уже крайняк, там долбать надо как следует.

Отойти в сторонку и очистить лыжню?

А вот накося выкуси!

Авгиевы конюшни надо чистить, иначе вся жизнь наша станет Авгиевыми конюшнями.

Пора собираться в обратный путь. Иду, бужу Нину, она расстается с матрасом, как со святыней, трепетно и неохотно… Короче, едва оторвал. Сам едва не лег рядом – мне впору спички в глаза вставлять.

Веду вниз, на платформу. Зову остальных.

Путь, по которому поезд когда-то шел в центр города, для нас закрыт. В паре километров отсюда его перегородил «ведьмин студень».

У нас всего два варианта. Первый – подняться наверх и топать по поверхности. Очень хочется так и сделать. Давит на мозги вся эта темень. Мы, люди, – дневные зверушки, нам бы солнышка. Но соваться на проспект Вернадского до крайности рискованно: кто знает, пройдем ли мы еще раз весь тамошний двухкилометровый аномальник без детекторов. Притом, какая густота аномальных объектов от «Проспекта Вернадского» до «Юго-Западной», мы вообще не имеем представления. Свернуть на Ломоносовский проспект, а с него – на Ленинский? Маршрут длиннее, а градус риска – тот же.

– Спускаемся на тот путь, по которому поезда ходили к окраине. Обратно идем через туннель.

Нина горестно вздыхает.

Ну а как еще? Под землей – оптимально. Любое движение заметно издалека. Аномалий здесь меньше. А гробанется кто-нибудь… так это буду я, ведущий. Группа сохранит шанс выбраться.

Толстый наярился было размонтировать «котел света», но я сказал ему:

– Погоди. Минуту!

И щупаю взглядом старую свою знакомую, станцию «Университет», насколько вырывает ее из мрака ровное холодное свечение нашей железяки.

Сколько раз я тут бывал, когда учился на историческом факультете МГУ! Сколько раз поднимался и опускался по эскалатору, сколько раз ждал поезда, сидя на мраморных лавочках!