Андрей Лестер - Москва 2066. Сектор

© Лестер А., 2013

© ООО «Издательство АСТ», 2013

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( )

Нет ничего лучше маленького щенка.

Старший садовник Никита Чагин, высокий мужчина тридцати пяти лет, в прекрасном настроении возвращался домой из питомника вечнозеленых. На нем был рабочий комбинезон цвета хаки, грубые черные ботинки с толстой подошвой. Длинные светлые волосы развевались на теплом апрельском ветру. Как и всегда, он ехал на велосипеде.

Во дворе невероятно длинной панельной девятиэтажки, в которой жил с семьей Чагин, шла обычная московская жизнь. На скамейках, под цветущими молоденькими абрикосами, сидели старики. Женщины развешивали на веревках белье. Школьники играли в волейбол на песочной площадке. Малыши носились веселой стайкой, преследуя большого рыжего кролика. Кролик, подкидывая зад, пытался уйти от преследования по длинной полосе асфальта, когда-то служившей проезжей частью. «Здравствуйте, дядя Никита!» – закричали дети Чагину. «Здравствуйте, дети!» – ответил Чагин и внезапно нажал на оба тормоза.

Сердце старшего садовника сделало прыжок, которому кролик, спасающийся от детей, мог бы от всей души позавидовать.

В дальнем конце двора, у подъезда Чагина, стоял большой белый автомобиль.

Никите сразу же стало ясно, что приехали к нему.

Таких автомобилей он не видел уже много лет. Во дворе иногда появлялись машины: крошечная коробочка управдома, «Скорая», трактор ремонтной бригады. Но это случалось так редко, и въезжали они так осторожно, даже робко, что родители могли не опасаться за детей, играющих на бывшей дороге.

Этот стоял уверенно и зло. Весь сиял в косых лучах заходящего весеннего солнца. Кузов был большой, дутый, колеса громадные, окна непрозрачные, темные. «Джип. Такие автомобили раньше называли джипами», – думал Никита, упираясь ногой в асфальт и не слезая с велосипеда. Вертелось еще какое-то слово, связанное с такими вот большими угрожающими машинами, но Чагин никак не мог вспомнить его. «Как же их называли?» – спрашивал зачем-то себя Никита, чувствуя неприятные мурашки, поднимающиеся по спине.

Соседи возвращались на велосипедах с работы, ставили их у специальных стоек, выгнутых из красивых никелированных труб, подзывали детей, перекликались с женами, вынимали из багажников авоськи с продуктами. Они видели автомобиль. Но никому не приходило в голову подойти и рассматривать диковину.

Даже дети игнорировали чужака, и в этом, конечно, тоже было что-то жутковатое.

«Они не любопытны», – успокаивал себя Чагин. – Не зеваки».

Наконец он оттолкнулся ногой и покатил к своему подъезду.

К сорока пяти годам я повидал много страшных вещей. Даже слишком. Отравленные колодцы, взорванные подъезды, осколочные ранения в живот, целые деревни, умирающие от голода.

Но, кажется, не было ничего страшнее, чем то, что я увидел ранним утром 10 марта 201… года у метро «Кропоткинская», в начале Бульварного кольца.

Это была огромная, дикая, паническая очередь к телефонам-автоматам.

Войдя в подъезд, Чагин взбежал к лифту, на табло горела красная цифра «9», именно на девятом и жил Чагин. Он нажал на кнопку, лифт долго, очень долго спускался.

Наконец двери шахты открылись, и ударило тяжелым запахом мочи. Стенки были мокрые, на полу поблескивала вонючая лужа. Чагин остолбенел. «Внедорожник!» – вдруг возникло в голове слово. Внедорожник! Вот как назывались раньше такие машины с большими колесами.

Мочи в лифте Чагин не видел лет пять, не меньше. Он просто забыл, что это возможно. Поколебавшись с мгновение, Никита прошел мимо лифта и через две ступени побежал вверх по лестнице. Ступеньки лестницы были веселые, яркие: пролет салатовый, пролет светло-оранжевый. Салатовый, светло-оранжевый. Салатовый, светло-оранжевый. Интересно, Вика уже дома? Одна?

На площадке пятого этажа жужжала машинка для чистки обуви. Сосед Витя надраивал черные туфли. Несколько пар обуви других цветов, среди них женские и детские, стояли рядом на стеклянной полке.

– Привет! – бросил Никита, пробегая.

– Эй! – позвал вслед Витя. – Что с тобой? Помощь нужна?

– Нет. Утюг забыл выключить, – крикнул Чагин в просвет между перилами.

На девятом этаже Чагин оглядел свою лестничную площадку, салатовую. Все было в порядке, на месте: тюлевые занавески на окне ниже пролетом, апельсиновое дерево в большом керамическом горшке, никелированная лестница на стене и над ней – люк на чердак из свежей некрашеной сосны.

Он открыл дверь в квартиру своими ключами и вошел. Из гостиной доносился смех жены и негромкий грубоватый мужской голос. Никита не разуваясь прошел по коридору в гостиную. На низком диване, далеко выставив длинные ноги в ослепительных черных туфлях (которые по своему отчаянному блеску вполне могли бы потягаться с туфлями сседа Вити), сидел, развалившись, высокий мужчина в очень хорошем темно-синем костюме. У мужчины был седой ежик и стальной взгляд серо-голубых глаз. На столике из небьющегося стекла стояла откупоренная бутылка вина, два полупустых бокала и нетронутая чашечка кофе. По правую руку от незнакомца, спиной к Чагину, сидела в кресле жена Чагина, Вика, темноволосая, аккуратная и казавшаяся совсем миниатюрной рядом с рослым незнакомцем. Когда Чагин вошел, Вика повернулась к нему, и Никита в глазах ее, в лице, во всем развороте ее небольшого аккуратного тела, увидел то почти чрезмерное возбуждение, которое так притягивало его когда-то и которого позже он стал бояться, зная, что за ним следует темная вспышка депрессии, обиды и скандалы.

– Заходи! Скорее! – сказала Вика своим звонким возбужденным голосом. – Виталий к нам из Сектора приехал. Представляешь?

Незваный гость приподнялся и протянул Никите руку, оголив белоснежный манжет и запонку, блеснувшую металлом и голубым стеклом (или камнем, Чагин не очень разбирался).

– Виталий.

– Никита. – Чагин пожал протянутую руку, очень крепкую, холодную и уверенную.