Илья Тё - Топот бессмертных

– Ты чё, Санёк? – удивленно вопросил он, но тут же очухался. – Ай, здравствуй, старичок! Как же я рад, что ты вернулся.

– А чё, не ждал?

– А чё, календарик за тебя рвать должен? Не гони волну, Искандер. Видок у тебя, однако…

– Обычный! – отрезал сталкер. – Воды налей.

– Мож, ханки?

– Воды, сказал!

Почтовый без базара начислил полный стакан, и Аспирин выпил разом, даже не моргнув.

– Рыжняк мне нужен, – возвестил он затем, стукнув стеклом по ясеневой столешке. И картинно развернулся к сидевшим в баре гостям. – Мочить его буду, пидора! Все слыхали?!

Зал разом зашумел. За столами стали переглядываться. Рыжняка тут не слишком уважали, но шишкой он считался знатной.

– Нехилая заява, однако, – флегматично возвестил Почтовый, глядя на висящий через плечо Аспирина автомат. – Причины?

– Убийство совладельца этой гостиницы, сталкера Хохмачова! Убийство совершено в спину, подло. И еще более подло – что из-за бабла. Не из-за хабара в Зоне. А из-за бабла здесь, за периметром, братва. Андерстенд?! Вот из-за этих стен, за которыми вы сидите. Из-за бара с ханкой и сытного места под жопой у погранцов. Грязное мочилово брата братом! Все знают, что Хохма спас Рыжего от смерти. Я заявляю, что эта сука пристрелила лучшего кореша вместо благодарности. Одно слово – Рыжняк. Рыжняк он Рыжняк и есть!!!

Зал тут же вздрогнул и зашумел, словно развороченный улей. Обвинения были слишком страшные, чтобы игнорировать. Рыжняка, как хозяина, знали все. Погоняло Рыжняк, сиречь «любитель рыжья», присвоили бывшему сталкеру Поршню не зря – всем была известна скаредность владельца гостиницы и его склонность к наебалову простого бродяжьего люда. Но убийство своего спасителя и партнера… это был перебор. Или ложь!

Впрочем, все знали и Аспирина. Кого-то из молодых фраерков после таких слов охрана вынесла бы за дверь, предварительно отмудохав до состояния навоза, но Саню… Саню здесь уважали. Впрочем, уважение уважением, а пушка пушкой. Как уже отметил Почтовый, верный АКМ висел у Аспирина накосую через плечо. Это сдерживало охрану. В то же время автомат находился на спине Аспирина, стоял на предохранителе, и нервного пальца хозяина на спусковом крючке не наблюдалось. Это охрану обнадеживало.

– Окстись! – Отважно прибежав на шум и тоже зыркая на болтающийся «калаш», в дверном проеме за барной стойкой показался сам хозяин гостиницы, Толя-Рыжняк. Немного усталый, измотанный и, кажется, не совсем здоровый. – Я не мочил Хохмачова, чё за бред?!

Все же Рыжняк казался твердым и уверенным в себе. Глядя на лицо подонка, никто бы не смел даже подумать, что он врет. Но Аспирин не думал. Он знал.

– Ты, гнида, ему это расскажи! Его трупу, что кормит поганых кинетиков!

Но Рыжняка уже обступили со всех сторон. Три дежурных охранника в зале, пара сталкеров, которых он постоянно прикармливал для разных совместных дел, некоторые гости из близких корешей. Все с трещотками наперевес, готовые стрелять. Два дня назад Аспирин сам стал бы грудью за Рыжняка, которому был обязан кровом и хлебом-солью. Однако сейчас – не тогда. Итак, усмехнулся он, один автомат на спине через плечо против восьми в руках. Херня война, прорвемся. Сквозь зубы Аспирин смачно сплюнул на доски.

– Фуфло не гони, – проследив за его слюной, мрачно процедил один из охранников. – С чего ты взял, что Рыжняк Хохмачова замочил?

– ДА Я ГОВОРИЛ С НИМ!!! – заорал Аспирин, едва не разорвав себе глотку. Руки и тело его при этом оставались без движения. Что и спасло ему жизнь. Десяток стволов мгновенно взлетели в воздух и уставились ему в бошку.

Зал притих, словно по мановению ветра.

– В Зоне? – тихо спросил Почтовый.

– Нет, мля, здесь, за стаканом! Чё тупишь?!

– Он же… мертв. Ты же сам только что сказал.

– А тебе впервой базарить в Зоне с мертвяками?!

Один из сталкеров, целившихся Аспирину в лоб, вежливо кашлянул.

– Тут бы подробней, однако, – заявил он, – ситуация неясная. Пояснения бы не помешали.

– К тому же рядом погранцы, – поддакнул Почтовый. – Можно и с ними перетереть. Ты, Саня, не горячись. Видишь, ситуация не в твою пользу. Тут прокуратура военная недалече. Могу слетать на раз. Приедут, разберутся.

Аспирин оглядел людей, сидящих и стоящих перед ним в зале. Заглянул в норки смотрящих на него стволов. А затем громко, хрипло, нагло захохотал:

– Прокуратура?.. Следачки?.. Уголовочка?.. Мама-Зона!!!

Не трогая автомат, не вынимая из кармана «Орла пустыни», он выстрелил из него прямо через ткань куртки. Точно Рыжняку в челюсть.

Сказывалась практика.

Когда пули рыжняковских телохранителей прошили грудь Аспирина, трудно сказать, что он испытывал в этот момент. Возможно, резкую боль, но возможно – странное облегчение, не слишком удивительное, впрочем, после мытарств его последнего вояжа с интуристами. Сами выжившие интуристы (вернее, интуристки) стояли чуть в стороне и при звуках выстрелов, как было велено, дружно попадали на пол. Пацаны в баре задорно разряжали друг в друга стволы, соревнуясь в энтузиазме. Но Аспирину было уже похер. Он вспомнил Озеро в корпусе НПО «Химнейтрализация», его тихие воды, такие синие и манящие. Озеро было клевым. Но Озеро было далеко. Теоретически Аспирин мог бы остаться там, управлять порталами. Стать бессмертным. В отличие от Хохмы, который мочил людей и стал людоедом, Аспирин мог оказаться вполне достойным обладателем этого необыкновенного хабара. Но не стал.

Было ли это важным в глобальном масштабе времени? И главное, было ли это более важным, нежели возмездие зарвавшемуся ублюдку, пристрелившему лучшего друга, когда-то спасшего ему жизнь?

Аспирин знал на это ответ.

Тело его лежало на полу, расписанное автоматными очередями в дуршлаг. Лежал в говне, которым стали пострадавшие в перестрелке сталкеры, а также моче и крови, обильно вытекавшими из их категорически дохлых трупов. Только в воздухе, казалось, звенела славная песенка о бессмертии. Голос сталкера Хохмачова разливался меж гулких автоматных выстрелов омерзительно хриплым баритоном:

Спустя девять месяцев после описанных событий в Норвегии, в доблестном городе-герое Осло родился славный блондинистый малый с серыми и сумрачными, как небо над Зоной, глазами. Пышка назвала его Саней. То бишь, конечно, Алексом, на ихний, фрице-скандинавский манер. Хорошо ведь, когда девичьи мечты сбываются, уловили, о чем я, андерстенд?