Сергей Зайцев - Темная мишень

– Да слышали мы твои сказки, – пренебрежительно отмахнулся Соленый. – Герой ты наш блаженный. Когда в следующий раз снова решишь жизнью рискнуть, хоть предупреди заранее. Вдруг нас это не заинтересует, а ты зря корячиться будешь?

– А что тебя не устраивает? – Димка недобро прищурился.

– Ты меня не устраиваешь, – Соленый уставился на него в упор, с трудом выдерживая ответный тяжелый взгляд Стажера. – Забодал своими выходками.

– Предлагаешь спокойно смотреть, как гибнут люди, когда мы в силах оказать помощь? Типа – наша хата с краю, ничего не знаем?

– А хоть бы и так! О себе тоже иногда подумать не помешает.

– Да успокойтесь вы, оба, – встрял Каравай, укоризненно глядя на спорщиков. – Хватит уже лаяться. Все равно ведь не подеретесь. Вечно вы как кошка с собакой…

Повисло тяжелое молчание. Из-за дверей все еще доносился приглушенный вой и недовольное рычание клыканов. Впрочем, постепенно звуки стихали. Звери уходили, несолоно хлебавши, поняв, что людей им все-таки не достать. Голод и холод гнали их на поиски новой пищи. Соленый, тоже прислушиваясь к звукам снаружи, снова отправился в путешествие от стенки до стенки, казалось, с каждым шагом выражая молчаливое неодобрение поведению Стажера. Димке было плевать. Он знал, что прав. И по-другому поступить не мог.

Соленый невзлюбил его еще с того дня, когда по распоряжению Шрама попал под начало Стажера. Каравай, а в быту – Михаил Петрович Валуев, был мужиком миролюбивым, тертым жизнью, ко многому относился с терпимостью и пониманием, во власть никогда не рвался – хорошо знал, что любая маломальская власть – это и дополнительная ответственность. Соленого же страшно уязвило, что их новоявленный командир на четыре года моложе его самого. А может, просто так сложилось, что характеры не сошлись, всякое бывает. Хотя Соленый почти за два месяца совместных похождений и проникся уважением к способностям новичка выживать в безнадежных ситуациях, но неприязни почти не убавилось. Что называется, нашла коса на камень. Что ж, это его право, Сотникову детей с ним не растить, а брюзжание как-нибудь переживет. Лишь бы дело делал. Ну а боец он более-менее толковый.

– Не понимаю, зачем они это делают? – Соленый резко остановился, уставившись на стенку, где на гвоздиках, вколоченных в покоробленную обивку, красовался самый разнообразный хлам: гильзы с вложенными записками, клочки бумаги с именами, вырезанные фигурки идолов, тряпичные куколки, самодельные пластиковые жетоны. Традиция на развешивание фетишей возникла несколько лет назад, и теперь свято соблюдалась.

– Да какая тебе разница? – Вытянув из кармана платок, Димка тщательно стер с лица и шеи мерзкую пленку липкого пота. Сердце после сумасшедшей пробежки уже успокаивалось, а усталость постепенно отступала, и настроение немного улучшилось. – На каждой станции свои заморочки, пора бы уже привыкнуть.

– Нет, не все так просто, – покачал головой Каравай. – Вот эта шлюзовая здесь считается особым местом, оно как бы между мирами, верхним и нижним, между туннелями метро и поверхностью. Если оставляешь здесь что-то, что принадлежит тебе, то как бы оставляешь частицу себя, и тогда повышается шанс вернуться обратно.

– Почему? – недоуменно вскинул брови Соленый.

– Ну как, почему… ни верхний, ни нижний мир не уверены на все сто, что имеют на тебя право. И пока они спорят между собой, ты в относительной безопасности.

– Что за дерьмовая философия, Каравай? – Соленый сплюнул на пол. – Ты, вроде, мужик в годах, а такую чушь за другими повторяешь.

– Для тебя, может, и чушь, – пожилой сталкер тяжело вздохнул. – Лишь такие невежды, как ты, выросшие под землей в информационном вакууме, полагают, что природа везде одинакова и не имеет разума. Огрызки цивилизации, необразованные и дремучие.

– А тебе сильно образование помогло, дедуля? – ехидно поинтересовался Соленый. – Ты до сих пор никто, тобой, вон, молокосос командует.

– Знаешь, парнишка, ты говори, да не заговаривайся, – Каравай было нахмурился, привычное миролюбие на миг ему изменило, но затем снова взяло верх – не хотелось ссориться по пустякам. – Для меня никакой разницы нет, кто и кем командует, главное при этом человеком оставаться. И вообще, пора сменить тему. Димон, ты уже отдышался? А то я замерз, как собака, к настоящему теплу край как хочется. Сам знаешь, старые кости уже не греют, это только вам, молодым, все нипочем.

Димка кивнул и поднялся. Принял протянутый Караваем «Бизон», с удовольствием ощущая тяжесть привычного оружия, с которым пришлось расстаться на время вояжа с клыканами. Рюкзак с уже аккуратно упакованной «химзой», разгрузка и респиратор обнаружились тут же, все его вещи напарники сберегли. Задерживаться и впрямь не стоит. Гнетущее напряжение, продолжавшее расти внутри, давно гнало его вниз. Чертова ломка снова подступила опасно близко. Нужно спешить к Наташе. Ведь и она сейчас чувствует то же самое, ей тоже тревожно, и места себе не находит. Вспомнив о стрельбе по вичухе, Димка перезарядил пистолет. О таких вещах, как пустой магазин, никогда нельзя забывать, оружие может понадобиться в любой момент. Затем подхватил разгрузку, надел. Теперь он был готов к дальнейшим действиям.

– Да, вот еще что. Надо караванщиков найти, потолковать кое о чем.

– А отложить никак нельзя? Люди наверняка уже дрыхнут в гостевой палатке, чего зря тревожить после такого перехода-то? Ты ведь и сам с ног валишься, Димон!

– Я же сказал – надо, Каравай. И я – в порядке.

– Зато мы не двужильные, – буркнул Соленый.

– Времени много не займет, не беспокойся. В конторе выясню, где их разместили, и потолкую… А затем сразу двинем в Ганзу. Если не в силах продолжать путь, можете остаться здесь, потом догоните. А мне нужно вернуться. – И Димка с многозначительным нажимом добавил: – Обязательно.

Каравай бросил на парня быстрый тревожный взгляд. Да и Соленый нахмурился, что-то неободрительно пробормотав сквозь зубы.

Напарники Сотникова знали о его «особых» проблемах, как-то уже прочувствовали их на своей шкуре, запомнилось надолго. Случай произошел на Октябрьской: к группе искателей пристал чересчур настойчивый торговец, пытаясь всучить какое-то старье. Димка спешил, еще не понимая, что с ним происходит, но чувствуя неладное. И мгновенно озверел. Помутнение какое-то нашло, он даже толком не помнил, что именно произошло, Каравай уже позже рассказал, в цветах и красках. О том, что у Сотникова в тот момент как-то страшно изменилось лицо, сам на себя был не похож, глаза словно молнии метали. Наглого торговца, который был крупнее его почти вдвое, и, видимо, слишком опрометчиво полагался на свою физическую силу, Стажер сбил с ног одним ударом. Если бы Каравай и Соленый не вцепились ему в руки и не вырвали оружие, точно бы пристрелил человека. А еще Каравай говорил, что вокруг в тот момент даже атмосфера как-то изменилась – словно бы освещение потускнело, и тени стали гуще, а люди, оказавшиеся свидетелями стычки, захлестнутые непонятной паникой, бросились врассыпную. Может, конечно, приукрашивает, у страха, как говорится, глаза велики, но что-то этакое действительно было. Неприятный инцидент удалось кое-как замять: все-таки искатели, группа самого Леденцова, да и на ганзейской станции дело происходило.