Сергей Зайцев - Темная мишень

Наташка покачала головой. Преданность Косаря Учителю в определенной степени трогала. И его озабоченность была понятна. Но простых вещей не понимает дядечка, хоть и дожил до седин. Столько лет рядом – и не понимает. Все еще верит, что Учитель рожден для такой власти, и все эти годы, пока заботился о людях, нередко принимая крайние меры, испытывал кайф от бесконечных проблем. Не раны его доконали, он просто устал. Смерть для него – долгожданное избавление. А Косарь все еще на что-то надеется. Боится, что без Учителя станция весьма быстро превратится в неуправляемый сброд… Впрочем, это его проблемы.

– Ладно, Косарь, я тебя понял, – ответил наконец Димка. – Верну я тебе Фиксу…

Зарокотав под одобрительные возгласы «механиков», из гаража лихо выкатился квадроцикл, взвихрив гусеницами снег и волоча за собой кустарно сваренный металлический кузовок на двух длинных полозьях, с брезентовым верхом – получилось что-то типа мини-кунга. Наташка живо посторонилась, уступая дорогу. Рулил Кирпич, горделиво поглядывая сквозь стекло маски почему-то именно на девушку. Типа, вот он какой орел, еще и не такое умеет. Забавный пацан. И что он в ней нашел? Всю дорогу Наташа чувствовала спиной его по-щенячьи восторженный взгляд. Наверное, на Новокузнецкой просто нет нормальных девчонок. С их-то жизненным укладом… Вспомнить хотя бы палатки с «девочками» для удовольствий. Как вообще такое низменное занятие можно считать работой?! Она этого искренне не понимала. Торговать телом… При одной мысли об этом становилось гадко на душе. Тело и душа неразделимы, это твое, сокровенное. И только тот, кто любит, кто любим, имеет право касаться тебя…

Взмахом руки Косарь заставил Кирпича остановить квадрик. Затем ухватил паренька за плечо и, приблизив его голову к своей, тихо забубнил на ухо последние наставления, полагая, что его никто не услышит:

– Дорогу выбирай как следует, сильно не гони, за технику головой отвечаешь. Угробишь квадрик – домой не возвращайся. Понял?

– Да понял я, дядь Косарь, понял…

– Не боись, Косарь, присмотрим мы за твоей ненаглядной «Хондой», – Фёдор попытался было с хозяйским видом забраться на сиденье позади Кирпича, но не тут-то было – Соленый бесцеремонно стащил его обратно.

– Ты куда лезешь, Федь? – нарочито ласково осведомился Соленый. – Тебе там медом намазано? Или местную обстановку лучше любого сталкера знаешь? Ты хоть клыкана от дегустатора отличишь? Сможешь понять, в кого стрелять, от кого бежать, а на кого внимания не обращать?

– От Соленого, как от наблюдателя, пользы будет побольше, Федь, – добавил Димка. – Так что не обессудь. И одет он потеплее, чем ты, – с морозом и ветром шутки плохи, а двигаться будем быстро.

– Ладно, ладно, уже понял, можете не продолжать, – Фёдор досадливо махнул рукой и отошел к кузовку. – Вот тебе и покатался с ветерком, блин.

– И, кстати говоря… Тебе еще не поздно передумать, Федь. Чего тебя с нами-то несет? Долг перед главой Бауманского Альянса ты уже выполнил, все, что смог, сделал.

– Но вас обратно я еще не вернул, Димон.

«И не вернешь», – подумала Наташка.

Честно говоря, девушку удивляло, как он вообще решился выбраться наружу после двадцатилетней отсидки в метро. Она ведь хорошо чувствовала его страх и нежелание пускаться в эту дикую авантюру. Но старый знакомый Фёдор Кротов почему-то все еще считал себя ответственным за судьбу детей Сотникова. Наивно и в то же время трогательно… Скорее, это он сейчас под защитой измененных, а не наоборот.

– А вообще, знаешь, устал я что-то бояться, – Фёдор смущенно улыбнулся. – Насиделся под землей. Вот веришь – насмотреться не могу. Даже эти развалины после вечной тьмы туннелей по-своему красивы… Я и не подозревал, как истосковался по поверхности.

Наташка хмыкнула. Прямо ее мысли озвучил.

– А как же Дарья? Если что с тобой случится…

– А ты не каркай, – сразу нахмурившись, оборвал Фёдор. – Да хватит уже, Димон, не отговоришь. Ты что, не рад моей компании, что ли? – И не дожидаясь новых увещеваний, с решительным видом первым полез в кузовок.

«Не рады будем, если ты погибнешь. Какой уж из тебя сталкер».

Наташка забралась вслед за Фёдором. Димка, стянув со спины рюкзак и снайперку, залез последним. Тесновато, но втроем кое-как поместились. Сидеть, конечно, жестковато – металл днища «конструкторы» ничем обшивать не стали для облегчения веса, квадрик все-таки не грузовик, много не потянет, зато брезентовый верх от ветра и снега защищал вполне сносно. Пока Косарь, скрипя железом, закрывал дверь гаража, Каравай тяжело доковылял до кузовка и встал рядом, молча глядя с какой-то тоской, как Димка с Наташкой устраиваются внутри вдвоем на рюкзаке – хоть и почти пустой, но все же лучше, чем на голом железе.

– Говори уже, дядь Миш, – усмехнулся Димка, одной рукой обняв прижавшуюся к нему девушку, а другой придерживая на коленях оружие – на железо не положишь, от тряски быстро разметает. – Вижу же, что тебя что-то беспокоит.

– Видит он! – сердито проворчал Каравай. – Ты, когда с Павелецкой свалил, подумал о том, что нас подставляешь?

– Извини, дядь Миш, так было нужно.

– По-прежнему ничего не хочешь объяснить?

– Не могу. Это очень личное. Шрам сильно разозлился?

– Да откуда я знаю? – Каравай тихо рассмеялся, охнул, переменился в лице, осторожно коснулся груди – но что там можно прощупать сквозь такой слой одежды и защитного снаряжения. – Мы как обнаружили твой побег, так сразу за тобой и дунули. Рассудили, что чем раньше найдем тебя в целости и сохранности, тем меньше наши с Соленым задницы пострадают. Соленый и в правду цел, а вот я… Никак не рассчитывал в такую мясорубку угодить. Не пойму только, почему сейчас такая боль накатила? На станции было терпимо.

– У тебя в грудной кости трещина, дядь Миш, – пояснила Наташка. – Тебе лежать надо. И врачу бы хорошему показаться…

– Это на Новокузнецкой-то? – пожилой сталкер снова хотел рассмеяться, но скрипнул зубами и тяжело задышал. – Ладно, выдвигайтесь уже, нечего время терять. Ни пуха… А я пока постараюсь Шраму на глаза не попадаться, пока не вернетесь. Отлежусь…

– К черту, дядь Миш! Поехали, Кирпич.

Взрыкнув, квадроцикл тронул с места и неторопливо, приноравливаясь к тяжести ноши, покатил вперед по улице. Глядя на фигуры провожающих – Каравая и Косаря, быстро тающие в снежной круговерти, Наташа вдруг отчетливо осознала – в метро они действительно больше не вернутся.

Грешник выбрался на берег вслед за пятеркой бродяг – по обвалившемуся участку парапета.

Вонзил лыжные палки в снег, оглянулся.

Новокузнецкие растянулись по заснеженному полотну реки длинной цепочкой, конец которой терялся метрах в сорока, за занавесью из густо валивших с небес пушистых белых хлопьев. Этот чертов снегопад и кстати, и некстати. Зверье не любит такую погоду, но и пробивать лыжню в рыхлом снегу – задачка не из приятных.