Алексей Головлев - Воин Бездны

– Кемо?

– Да, Кемо. Татуировщик. За годы через его руки прошли сотни болтливых матросов. Если кто-то что-то знает о «Горностае» – это он.

Хлыст опустил руку в карман.

– Само собой, его услуги не бесплатны. На, возьми.

В ладонь лёг увесистый кошель.

– И не вздумай отказаться.

Грозный взгляд упёрся Эрвану в переносицу.

Эрван сглотнул. Открыл было рот, намереваясь возразить… и захлопнул. Кивнул и аккуратно пристроил деньги за пазуху.

Долгая, тягостная пауза.

Эрван понял – время прощаться.

– Спасибо вам за все. И простите за эту историю. Я не хотел доставлять неприятности. Честно.

Хлыст улыбнулся.

– Ничего, Эрван. Помогая тебе, я отдавал старый долг.

– Как это?

Эрван с недоумением воззрился на преподавателя. Хлыст рассмеялся – искренне и неожиданно тепло, возле глаз появились лукавые морщинки.

– «Я сердце оставил под шапкою гор», – нараспев продекламировал он начало «Баллады о горной пехоте» и тут же проделал невообразимую для наставника вещь – засучил перед учеником правый рукав.

Эрван с изумлением увидел на худой, покрытой редкими волосами руке стилизованные меч и ледоруб. Справа от них виднелась полустёртая римская четвёрка.

«То ли четвёртый перевал, то ли номер части, поди разбери теперь», – Эрван едва не присвистнул: такие эмблемы были в ходу лет двадцать назад, он и видел-то их пару раз в жизни.

Хлыст медленно кивнул, не отводя взгляда от глаз Эрвана.

– Да. Не ты первый, не ты последний. Мне пришлось поменять горы на море – и тебе придётся. Я, как видишь, не умер. Надеюсь, не умрёшь и ты.

Короткая пауза.

– Теперь иди. И удачи тебе.

Хлыст протянул руку. Эрван пожал её. Низко поклонился. Подошёл к двери. Повинуясь внезапному порыву, обернулся зачем-то, даже открыл было рот, хотя и понятия не имел, что хочет сказать…

Его ждали. Толпа кадетов рассосалась, и теперь в конце опустевшего коридора, рядом с входной дверью, подпирали стену только Свисток, Конюх и Аптекарь. Вид у них был съёженный и несчастный, как у воробьёв посреди вороньей стаи. Вплотную к ним стояли шесть или семь верзил из свиты Брианта. Эрван никогда не мог запомнить их имён, да и не особо стремился – отличить их друг от друга всегда было делом непростым. И сейчас они скорее казались тёмной массой, напиравшей на троих приятелей, чем на отдельных людей.

Сам Бриант стоял в стороне от остальных, ближе к ступенькам. Похоже, он давно не сводил с лестницы глаз.

На долю секунды Эрван смешался. Вернуться? Пересидеть у Хлыста? Поздно… Да и бессмысленно. Что он скажет Хлысту? Даже если Хлыст его пустит, что с того? Этим не надо вечером быть на судне, у них неделя впереди, а может, и больше. Всё равно достанут. Да и ребят надо выручать – похоже, их взяли в заложники. Хорошо, если в шутку…

Эрван набрал полную грудь воздуха, расправил плечи и пошёл навстречу.

Наконец его заметили и возле входа. Радостно загоготали, подбадривая Брианта. Тот не шевелился. Ждал.

Эрван подошёл вплотную. Нехорошо прищурясь, оглядел врага с головы до ног, краем глаза не забывая следить за остальными.

Бриант сильно изменился: исхудавшее лицо цвета грязного снега; расширенные не то от боли, не то от полумрака зрачки, в которых плясало пламя свечей, губы искривлены в безумной улыбке.

«Как у припадочного!» – отметил про себя Эрван.

Хмыкнул с деланым сочувствием.

– Плохо выглядишь, старина. Лекаря вызвать?

Бриант едва не задохнулся от бешенства. Он вскинул руки, узловатые пальцы устремились к горлу Эрвана…

Эрван широко улыбнулся.

– Давай, приятель, не останавливайся! Свидетелей полно, и Хлыст рядом… В камере тебе понравится, обещаю!

Бриант замер. Наградил Эрвана ненавидящим взглядом и прошипел:

– Ликуешь, Дикарь? Думаешь, выиграл? Не-е-ет… Совсем наоборот: так даже интересней!

Он хрипло рассмеялся.

– Ну что? Пошли? Фу, пронесло! А что тебе Хлыст втолковывал? Мы уж волноваться начали…

Свисток, как обычно, первым обрёл дар речи: глаза его заблестели, короткий вихор встопорщился, плечи расправились – ну ясно, отлегло. Герой…

Эрван тепло улыбнулся.

А ведь не струсил, высмотрел всё и к Хлысту пошёл…

Эрван хлопнул однокашника по плечу.

– Спасибо тебе, старина!

Свисток уставился в пол – нечасто ему доводилось выслушивать благодарности.

– А сейчас – ходу! – бросил Эрван. – Закат скоро, а до пирсов топать и топать.

Всю весну он ждал этого, грезил, представлял в деталях: вот он поворачивает витую ручку, тяжёлые двери распахиваются, его встречает ласковый солнечный свет, целый город раскинулся перед ним и манит, манит… Дальше его мечты не заходили, но в одном он был уверен: момент прощания с академией запомнит на всю жизнь.

До «Грота» было рукой подать: вдоль по Гранитному переулку, потом направо, в щель меж ткацкой мастерской и пекарней, затем через канаву, по горбатому мостику – и вот он. Любой кадет мог с ходу описать этот путь, хотя мало кто был там хоть раз – увольнений на младших курсах не давали. Да и сейчас… Формально у них могли возникнуть проблемы: в давние времена «Грот» считался офицерской кантиной, и по старой памяти вход матросам туда был заказан. Вот были б на год старше, получили офицерское звание – тогда пожалуйста…

Эрван вздохнул.

Нарываться на пренебрежение, а то и отказ решительно не хотелось. А если патруль?

Незаметно для себя Эрван замедлил шаг. Оглянулся.

Сокурсники шли за ним, стараясь не отстать. Конюх перехватил взгляд Эрвана, вскинул густые брови. На широком веснушчатом лице отразилось недоумение.

– Эй! Куда это мы? Гавань в другой стороне – забыл?

– Сначала зайдём в одно местечко, Хлыст просил.

Аптекарь сжал тонкие губы, недовольно поморщился, но смолчал. Конюх просто кивнул.

– Как скажешь.

– А куда? – Свистку, как всегда, было надо больше всех.

– В «Грот», – Эрван отвернулся.

– А зачем? А не вышибут? А на судно успеем?

– Успеем. Если болтать не будем, – Эрван вновь ускорил шаг.

«Грот» оказался невзрачным заведением, зажатым меж громоздких домов: узкий фасад с облупившейся дверью посередине; пара зашторенных окон с некрашеными ставнями; голые каменные стены – даже плющу тут не хватало света.

Эрван поднялся по истёртым ступеням. Прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Он постучал, сначала нерешительно, слабо, потом громче и настойчивей.

Наконец из глубины донёсся голос: