Юрий Маслиев - Убить Троцкого

Но робкий стук в дверь прервал его на половине куплета. Бандиты подобрались, достали оружие. Преобразившийся одессит тихим, кошачьим шагом подкрался к двери и, не спрашивая, приоткрыл дверь на всю длину цепочки.

У дверей стояла невысокого роста, пожилая, в аляповатой шляпке дама. Из-за ее плеча выглядывал сухопарый, изможденно-сгорбленный высокий старик в потрепанном вицмундире, указывающем на принадлежность его хозяина в прошлом к какому-то департаменту.

Дама надтреснутым старческим голосом поинтересовалась наличием в квартире Игоря Сергеевича и, услышав отрицательный ответ, сообщила, что она хозяйка квартиры, которую снимает Игорь Сергеевич, и что намерена подождать его прихода. Одессит, не желавший поднимать шума на лестничной площадке, недобро усмехнувшись, широко открыл дверь:

– Проходите, пожалуйста, – вежливо сказал он, – мы с Танечкой сами ожидаем его. Скоро должны быть.

Старики, шаркающей походкой пройдя коридор, вошли в комнату и остолбенели, увидев окружившие их с четырех сторон рожи.

Бандиты, определив в вошедших безобидных стариков, опустили оружие. Послышались ехидные шуточки.

Пожилая дама, смешно ойкнув, схватилась за сердце и начала заваливаться в сторону сидевшего в дальнем углу бандита, который в этот момент, ухмыляясь, засовывал в кобуру ненужный, как ему казалось, револьвер. Неожиданный взрыв в голове погрузил его в вечный мрак. Он так и не успел понять – что произошло. В течение нескольких секунд в тишине комнаты раздавались неясные всхлипы и хруст костей. Оружие успел выхватить только стоявший позади стариков одессит, нажав в предсмертной агонии на курок. Поблескивая стальными гранями, в горле его уже торчал сюрикен, пущенный твердой рукой Муравьева. Прогрохотавший выстрел нарушил вечернюю тишину московского переулка. Взвизгнувшая пуля рикошетом ушла в окно, посыпались осколки.

В то время, когда Блюм метнулся в соседнюю комнату и успокоил рукояткой нагана двух находившихся в пьяном бреду бандитов, Михаил уже торопливо разрезал веревки, опутавшие девочку, и успокаивающе бормотал:

– Все в порядке, девочка. Все в порядке… Успокойся…

Убедившись, что барон мертв, Михаил завернул Таню в одеяло и кинулся вместе с ней на улицу. Блюм поспешил следом.

Александр, поджидавший друзей на козлах фаэтона, крикнул, указывая рукой на быстро удаляющийся фургон:

– По-моему, это – Шварцнельд! Я точно видел!..

Михаил, сразу узнавший в силуэте пассажира свою бывшую любовницу, навскидку выстрелил. Фигура женщины завалилась, но фургон, мелькнув зелеными бортами, уже свернул за угол.

– Попал, – констатировал Муравьев и, расположившись в фаэтоне, они помчались в противоположном направлении.

К счастью для них, патрулей поблизости не оказалось, и они беспрепятственно добрались к новой квартире, которую снял покойный Рутенбург.

Пока Михаил, пытаясь привести в себя обезумевшую от горя и страха девочку, говорил ей ласковые слова, успокаивал, укачивал, Александр с Евгением, смотавшись на один из стихийно возникших в это время рынков, накупили всевозможной еды и приличную одежду для Тани.

Время поджимало. Михаил сбросил с себя вицмундир и переоделся в принесенный друзьями костюм.

Трое одетых в элегантные костюмы мужчин, неловко переминаясь с ноги на ногу у кровати, где лежала бледная обессиленная Татьяна, не знали, что делать, – оставлять ребенка в таком состоянии одного нельзя. В то же время ни один из них не мог здесь остаться. Для успешного проведения операции были необходимы все трое.

Заметив эту неловкость, Татьяна, посмотрев на них недетскими глазами, тихим голосом позвала:

– Михаил, наклонитесь ко мне.

Почти касаясь губами его щеки, девочка зашептала:

– Миша, милый… Миша, я вижу – вам очень нужно идти, и вы не знаете – что делать… Не беспокойтесь… Я не маленькая, я буду ждать вас. Только пообещайте, что вы вернетесь…

Легкое детское дыхание согревало его щеку. У Михаила от нежности к этому юному доверчивому существу, от недетской интонации, звучавшей в словах этого ребенка, до боли сжалось сердце. Он порывисто прижал голову Тани к своей щеке, поцеловал ее и горячо – так, что слезы навернулись у него на глазах, – прошептал:

– Жди меня. Клянусь – я не оставлю тебя.

Затем, превозмогая себя, резко встал и сказал, как отрезал, немного устыдившись своей нежности перед товарищами:

– Жди на следующую ночь, под утро. Из дома – ни шагу. Это опасно! – и, кивнув друзьям, добавил: – Пошли!

Только под утро, переговорив с Храмовцевым и уточнив все детали операции, успев заскочить к двум офицерам, с которыми их познакомил дед Татьяны, и предупредив обо всем их, – только тогда они попали к себе на квартиру. Здоровый молодой сон тут же навалился на них. Нужно было хорошо отдохнуть – завтрашняя ночь могла быть полна любых неожиданностей.

Все было готово к началу операции. Чтобы снять все возрастающее напряжение, ребята под руководством Михаила, легко размявшись и проделав соответствующие каты, занялись медитацией. Медленно пришли успокоение и уверенность в благополучном исходе.

В 19.30, перед посещением Чернова, Михаил, оставив своих напарников в приемной, зашел в кабинет-мастерскую старого ювелира. Это было слабое звено в их тщательно разработанном плане, но Михаил рассчитывал на характерную национальную черту, присущую евреям. Жизнь и благополучие своих близких они ставят превыше всего. Кроме того, Натан Иммануилович уже сидел на крючке у Храмовцева, передавая ему информацию. Три заветных цифры, являющиеся первой половиной кода сейфа, и код входа в хранилище – существенно сокращали время кропотливой работы.

Прочитав записку от жены и дочери, ювелир достал спички и тут же сжег ее. Повернувшись к Михаилу, он спокойно спросил:

– Чем могу служить, молодой человек?

«Выдержка у старика – железная», – подумал Михаил и выложил ему свои требования. Предвидя вопросы, он тут же сказал, что его родные уже изъяты у Храмовцева и находятся в относительно благоустроенном подвале, и что в конце операции они будут выпущены, а ему (Мацкевичу) через них передадут драгоценности, которые помогут пережить это смутное время и в дальнейшем – открыть свое дело.

– И еще: вы, Натан Иммануилович, после смерти Чернова можете спокойно покинуть это здание. Кроме него, вас здесь никто задерживать не будет… А он сегодня умрет, – жестко добавил Михаил.

Не раздумывая более, старик назвал три заветные цифры и код замка от входа в хранилище, после чего Михаил, не прощаясь, вышел из кабинета. По пути в приемную он напевал арию Германа из «Пиковой дамы», которая, созвучно полученным цифрам, вертелась у него в голове: