Юрий Маслиев - Убить Троцкого

Те, преодолев высокий забор, уже оказались во дворе арендованного ими особняка, ворота которого открывали выход на соседнюю улицу.

Уже светало. Сумрачный зимний рассвет все резче очерчивал предметы, окружающие Михаила; и даже схематичные фигуры японских солдат приобрели более реальные очертания. Были видны их напряженные лица, свидетельствующие о том, что они в любую секунду готовы сорваться на помощь своему начальнику. Впереди всех переминался с ноги на ногу Ямамото.

«Ишь, собака, бьет копытом», – усмехнулся про себя многозначности и перевернутой логике родного языка Муравьев и тут же услышал звук заведенного мотора.

Японцы тоже услышали этот звук, далеко разносящийся в тишине, и заметно оживились. Ямамото сделал несколько шагов вперед.

– Стоя-а-а-ть! Наза-а-а-д! – проревел Михаил и угрожающе пошевелил веревкой, прикрепленной к кольцам гранат за спиной Мацудайры.

Тот, как эхо, повторил его приказ.

Японцы остановились. В ту же секунду раздался сигнальный свист Блюма.

– Наза-а-а-д! – еще раз рявкнул Муравьев и, уже отползая, заметил, что Ямамото повиновался его приказу.

«Все! Теперь вперед!» – приказал Михаил себе и, пружинисто подскочив с земли, понесся к забору. Но снег, предательски заскрипевший под его ногами, и опавшая веревка оповестили пленника о свободе. Позади раздались гортанные крики.

«Скоро японцы будут здесь», – понял Муравьев и наддал. Высокий каменный забор не представлял для него серьезного препятствия. Но, уже взлетев на него, он боковым зрением заметил солдат, которые успели преодолеть расстояние, отделявшее их от калитки, и проникли во двор.

Первые впопыхах, на ходу, выпущенные пули засвистели над головой. В кувырке приземлившись на ноги, Михаил, не сбавляя темпа, кинулся к стоящей возле распахнутых ворот машине с работающим двигателем, поджидающей его.

Верх был откинут, и в его кожаную гармошку плотно упирались лапы ручного пулемета, за которым примостился Лопатин. Блюм, заметив мчащегося к ним Михаила, плавно отпустил сцепление, и машина тихо покатилась. Едва Муравьев прыгнул на сиденье, как она, почти одновременно с пулеметной очередью, выпущенной Лопатиным, рванулась вперед.

Друзья уже успели отъехать метров сто, как вслед за ними проезжая часть зазеленела шинелями японских солдат. Лопатин вместе с Михаилом, уже пристроившим рядом второй пулемет, полоснули по этой толпе, оставив на снегу жухло-зеленые пятна трупов. Но скоро эта картина сменилась. Машина, заскрипев тормозами, юзом вписалась в поворот и понеслась дальше, оставляя за собой в наступившей тишине, прерываемой только натужным ревом мотора, клочья утреннего тумана.

Они проехали уже достаточно далеко от места стычки. Мимо проносились замерзшие лица многоэтажных домов, нахмуренно глазевшие на них из-под седины снежных карнизов, мертвыми стеклами окон. Ледяной ветер, казалось, вместе с одеждой срывал с них мясо, проникая до самого скелета.

Редкие прохожие с удивлением оглядывались на открытую машину, мчащуюся по покрытой неглубоким свежим снегом мостовой. Город просыпался. Слава Богу – еще не попадались патрули. Им просто везло. Но они приближались к району дислокации чехословацких и американских частей, так что на везение полагаться больше не приходилось, и машина по распоряжению Михаила свернула в ближайшую подворотню.

Ветер стих. Блюм, выскочив из машины, достал объемистый чемодан. Друзья, быстро переодевшись в добротную штатскую элегантную одежду, приобрели вид добропорядочных господ. И только наметанный глаз мог определить по строгой выправке в Муравьеве и Блюме офицеров.

Лопатин одним ударом своей огромной ладони по днищу бутылки женьшеневой водки вышиб пробку. Приятным огнем жидкость обожгла их внутренности, и, ни слова не говоря, они, прихватив с собой чемоданчик и саквояж, набитые деньгами, растаяли в тумане распахнутой перед ними улицы.

Рассвело. Перед литыми чугунными воротами, прикрывавшими уже с утра накатанную снежную дорогу, ведущую к казармам американского экспедиционного корпуса, остановилась пролетка. Из нее вышел элегантный молодой человек, который, брызнув на часового синим взглядом, вежливо приподняв котелок, попросил вызвать лейтенанта-командера флота США Хенди Мак-Кейна. Чистая английская речь произвела должное впечатление на строгого караульного. Поэтому он, вызвав свистком своего напарника, отправился на поиски.

Вскоре на проходной появился радостно улыбающийся капитан-лейтенант. Он уже давно с тревогой поджидал друзей, хорошо знакомых ему еще по совместному длительному путешествию на поезде из Челябинска до самого Владивостока. Тревога была продиктована не только его дружеским расположением, но и прагматичным американским воспитанием. Солидный аванс, выданный ему, полностью ушел на подмазывание начальства, с трудом согласившегося предоставить на одном из кораблей американской флотилии маленькую каюту для трех русских, мечтающих покинуть свою дикую страну.

Они не были исключением. Вместе с американским корпусом эвакуировалось еще много русских, некоторые – вместе с семьями. И военные неплохо заработали на этом. Тем более что командующий американскими войсками на Дальнем Востоке генерал Гревс дал на это официальное разрешение, и для этой цели были специально выделены несколько пароходов.

Капитан-лейтенант с облегчением вздохнул, увидев трех друзей. Он чуть ли не ощутимо почувствовал шуршание увесистой пачки зеленых банкнот, да и само путешествие в компании этих веселых парней обещало быть приятным. Взглянув на Лопатина, он с удовольствием вспомнил расхожую шутку, бытовавшую в поезде: «Сегодня похмелился с русскими – лучше бы я умер вчера».

Услышав от русских, что они хотели бы попасть на пароход инкогнито и желательно не попадаться на глаза японским властям, третий день уже единолично контролирующим и охраняющим владивостокский порт, он с притворной озабоченностью нахмурил брови и недвусмысленно потер большой и указательный пальцы.

– Все будет оплачено, – успокоил его Михаил.

Мак Кейн внутренне просиял – эта маленькая и не представляющая для него особого труда услуга сулила ощутимую прибавку к его вознаграждению.