Олег Дивов - Леди не движется

Из-под земли я сейчас и выскочила, прохватив на автопилоте километров семьдесят по тоннелю – и свернула на Приморское шоссе. Отсюда Квартал, как его для краткости звали местные, был уже виден и казался не полуостровом, а густо и пестро застроенным мысом, который выдается далеко в море. Справа от шоссе в просветах между зеленью поблескивала вода, слева поднимались живописные холмы, фактически уже предгорья.

Первое, что замечаешь, подъезжая к Кварталу, – над шоссе никто не летает. Тут горы подступают близко к побережью, и поэтому воздушные потоки такие, что не всякая машина с ними справится. Вообще над побережьем, и особенно здесь, уверенно и безопасно ходят только мощные, «сильные» машины. Легонькая и слабенькая, конечно, полетит, никуда не денется, но ее будет постоянно болтать, автопилот сойдет с ума, а вести на ручном окажется слишком утомительно. Обитатели Квартала – люди практичные, и ежедневная борьба с воздушной стихией за свои деньги их не увлекает. Они выбирают в качестве персонального транспорта простые автомобили, недорогие и экономичные. И спокойно ездят по земле, не напрягаясь. Если вычесть транспортировку и налоги, эти машины стоят чуть больше материалов, из которых сделаны. Через год их можно сдать в утиль, а к полученной компенсации добавить немного и купить такую же, только новую. Собственно, как отличить с одного взгляда богатый квартал от бедного: в бедном вся техника новенькая и блестящая. Богатые предпочитают эксклюзивные, мощные, долговечные машины и ездят на них по десять лет минимум. Бедные берут пластиковые игрушки, для которых даже ремонтных программ не предусмотрено. Поэтому в бедных кварталах подержанная машина часто указывает на определенную состоятельность и самостоятельность владельца: у него есть деньги на содержание транспорта, который надо обслуживать, и есть моральная сила, чтобы выломиться из общего ряда.

Китайский квартал на Танире не столько бедный, сколько дешевый. Лет двести назад здесь стихийно возник рыболовецкий порт – а где рыба, там китайцы, а где китайцы, там сама собой возникает шанхайка, в которой порядка не будет никогда и нормальному человеку делать нечего. Тем более запах соответствующий. Поэтому никто больше не горел желанием тут поселиться, и китайцам хватило места, чтобы нормально отстроиться и не сидеть друг у друга на головах. У каждой семьи старожилов образовался хоть и маленький, но свой участок земли. То, что у них получилось в итоге, было на шанхайку совсем не похоже. И на диссидентский Шанхай, про который нам читали лекции в Университете, – тоже.

На въезде в Квартал дорога ныряла под арку, оформленную а-ля Старый Китай – и то не факт, что сделанную хоть сколько-нибудь аутентично, – и это была единственная национальная примета. Я сбавила скорость, осматриваясь. Широкие улицы были обсажены ровными рядами деревьев. Дома преимущественно двух– или трехэтажные, сплошь типовой архитектуры – ну разумеется, ведь купить стандартный набор для строительства проще и дешевле. Правда, заборчики, крыльцо и стены часто украшены в фольклорном стиле, хотя кто сейчас разберет, это китайский, корейский, японский или вьетнамский стиль. Местные сами вряд ли знают. На улицах оказалось много детей; среди типично восточных лиц попадались мешаные – мулаты, индусы или латиносы. Белых я не заметила.

А вот и местная достопримечательность – источник «Желтый дракон». Небольшой павильончик, опять-таки в псевдовосточном стиле, на крыше которого сидит желтый пластиковый морской конек, которого почему-то тут считают драконом. Вода в источнике целебная, полезная для почек, говорят, были случаи полного излечения от затяжных хронических болезней. Продается только бутилированная вода, но можно выпить пару стаканов бесплатно из фонтанчика, если, конечно, стакан свой. Эльф и оркушка пили эту воду, и с почками у них был порядок. Надеюсь, и леди Мелроуз вода поможет. Только вряд ли она приедет взглянуть на желтого дракона. Что она, морских коньков не видела?

Сразу за источником – сердце Квартала: самый дешевый на Танире и в целом лучший рынок натуральных продуктов. Здесь же транспортный узел – маршруты в город и местные. Я миновала гостевую парковку у северного входа на рынок и отметила, как плотно она заставлена машинами. Въезд на рынок запрещен, но можно взять рикшу. Современный китайский рикша – это владелец робота-погрузчика, к которому, кроме корзины для покупок, приделано пассажирское кресло под зонтиком. Рикши – богатые люди по меркам Квартала, да и по каким угодно не бедные, у большинства своя постоянная клиентура. Рикш нанимают покупатели из города, то бишь других кварталов, особенно те, кому надо купить много или тащить до машины тяжело. Впрочем, за отдельную плату можно нанять носильщика прямо в лавке, где закупился. На рынок мне пока не нужно. Поэтому я свернула налево, объехала примерно четверть Квартала и наконец попала в район для состоятельных людей. Дом Джона Смита стоял в конце улицы на углу.

Вроде бы все то же самое – чистенько, простенько, но материалы посолиднее и восточные орнаменты не такие аляповатые, в них чувствовался вкус. Аккуратный садик. Недорогой, однако и не дешевый автомобиль под навесом… Я вышла из машины и остановилась, чтобы оглядеться.

Здесь было уютно. Да, пожалуй, чересчур ярко и несколько шумновато, но все равно уютно. Здесь жили с удовольствием. И рыбой на улице почти не пахло.

У них все было хорошо, подумала я, пока эльф не перешел кому-то дорогу. Август думает – перешел самым буквальным образом. Оглянулся, увидел лишнее. Увидел что-то плохое. И кончилась простая добрая жизнь – появилось мертвое тело с крестообразным надрезом на щеке.

Я столько раз вглядывалась в лица жертв, что они и сейчас все стояли у меня перед глазами. Я пыталась найти связь между ними – и не могла.

Грета Шульц, немка, пятьдесят восемь лет, сотрудница федеральной курьерской службы.

Василий Князев, мулат, двадцать шесть, федеральный мастер по замене индивидуальных чипов.

Луис Алонсо, латинос, двадцать лет, студент бизнес-колледжа на Эвересте.

Адам Бейкер, американец, двадцать девять, владелец транспортной компании из двух кораблей.

Джон Смит, эльф, сорок два года, стюард пассажирского лайнера на федеральной линии.

Дирга Та, орк, девятнадцать лет, прислуга, садовник.

Почему они мертвы?

В садике напротив двое хорошо откормленных карапузов бросили отламывать манипулятор роботу-няньке, оформленному под синего осьминога, и уставились на меня узкими глазенками.

Я поднесла левую руку к сенсору на двери, и замок щелкнул: меня ждали. Вдруг показалось, что раньше эту дверь оставляли незапертой. Здесь ничто не располагало к тому, чтобы ждать несчастья, ждать беды.