Олег Дивов - Леди не движется

Я запустила… и опешила. Почему-то я думала, что Бейкер искал пусть и сложную, но все-таки игрушку. Оттого и смеялась, мол, решил научиться пилотированию на игрушечных корабликах в игрушечном Космосе. Но вокруг моего рабочего кресла вдруг развернулся во всей красе не симулятор, а профессиональный тренажер. Пожалуй, серьезнее тех, на каких первокурсники-джедаи постигали азы мастерства. Нам, хоббитам, давали только основы большой навигации, и то теоретические, а на практике каждый из нас умел водить орбитальный челнок. Поэтому кое-что в тренажере я понимала. И решила попробовать.

Самое поразительное, что базовым кораблем в тренажере стоял «Дельфин», любимый грузовик бабы Лизы с Кангу. Я оценила, ага. Корабль и в самом деле хороший. Но тут же зашевелились странные мысли: а случайно ли Бейкер купил именно этот тренажер? Неужели в салоне не нашлось ничего по современным моделям? Да, я понимаю, на этой модели удобнее нарабатывать основные навыки, но любой профан – а Бейкер образцовый профан – захочет новый корабль. Зачем ему старье, да еще без значительной скидки? Это специалист знает, что лучшее – враг хорошего. Значит, либо он специалист, либо…

Я вспомнила, что он собирался расширяться. Хотел купить еще два корабля, но сделка не состоялась. Что за корабли он присмотрел себе? Вряд ли об этом сохранились записи в его документах. Но может знать персонал, который разбежался в разные стороны и потенциально жив.

Устав выкручивать петли на тяжелом, но понятном корабле, я решила выпить чаю. Просто так пить было скучно, поэтому я подумала – неизвестно, в каком настроении приедет Август, а тут мало того, что я вернулась раньше времени, еще и два полицейских в доме торчат, охраняют. Сварю-ка я ему любимой кашки. Сварила. Поставила в холодильник. Позевала. Пошла к себе, решив все-таки пройти то облако, на котором дважды получала «неуд». Позевала еще. И проснулась поздно утром.

Я вышла в кухню в домашнем мягком костюме – туника с брюками, – с распущенными волосами, в меховых тапочках. И уткнулась в широкую спину Августа. Он не услышал шагов. Я тихонько свистнула, он резко обернулся, увидел меня и от неожиданности стал икать.

Меня разобрал смех. Смех не очень здоровый, но я только сейчас поняла, как рада видеть Августа и какое чувство личной защищенности он дает мне. Подала ему стакан воды и пошла варить кофе.

– Чертовски рад тебя видеть, – выговорил Август, победив наконец икоту.

– О как. А я думала, ты ругаться будешь, поэтому сварила тебе каши.

– Каша! – Август поднял палец. – Это лучшее, что могло произойти сегодняшним утром. Ладно, сначала дела…

– Дела такие, что не пугайся: в гараже стоит полицейская машина, а в гостевых комнатах возле моей спальни сидят двое оперов. Крюгер решил, что в твое отсутствие мне нужна охрана, и отвертеться я не сумела.

– Скажи Теду сама, чтобы завтрак им отнесли туда, – попросил Август. – Не надо, чтобы они спускались. Я не готов сейчас к встрече с незнакомыми людьми, особенно в полицейской форме. После завтрака пусть уезжают. Я ведь уже вернулся.

Путешествие явно не пошло Августу на пользу. Даже его холеная физиономия, сохранявшая в любой ситуации одно и то же выражение, осунулась и побледнела. Первым делом он расставил по местам машинки, которые брал в дорогу, вот уж не знаю для чего – поиграть или для душевного равновесия. Потом вернулся на кухню, распахнул холодильник, сказал: «Ага!» и схватил кастрюльку с гречневой кашей в сметане. Гречневая каша уничтожала в нем аристократа одним своим видом. Я об этом знала, конечно, потому и сварила – нет лучшего средства вернуть шефу прекрасное расположение духа.

Вытащив кастрюльку, Август добыл себе ложку и тут же принялся есть. Прямо из кастрюли, не разогревая, стоя у разделочного стола. Ел он размеренно и упорно, а я смотрела и умилялась. Все-таки вид обедающего мужчины согревает сердце любой нормальной женщины. Насытившись, Август с явным сожалением поглядел в кастрюльку, где осталась едва ли треть, и спрятал ее на нижнюю полку холодильника.

– Как слетал?

– Ужасно. Не то слово. Пришлось терпеть весь этот ритуальный бред. Я никогда не женюсь, честное слово. В том смысле, что никогда не соглашусь присутствовать на своей свадьбе. Пусть гуляют без меня.

– Я удивилась, зачем ты вообще полетел. Ты ж не общался с сестрой.

– Тебе так кажется. Мы были очень близки примерно до ее четырнадцати лет. Потом у нее начался «собачий возраст», и мы… слегка поссорились. Нет, я не мог не поехать. Ира обиделась бы навсегда. Она очень памятливая. Один раз – и на всю жизнь.

– Ты называешь ее Ирой?

– Да, и не только я. Вообще-то она Ирина, а не Ирэн. Моя бабушка хотела дать внучке какое-нибудь восточное имя и решила, что Ирина – восточнее не выдумать. Поэтому – Ирина Лейла. – Август включил кофемашину. – Зато мне удалось купить в коллекцию еще пять моделей, очень редких, и в прекрасном состоянии.

Следующие пятнадцать минут Август рассказывал про машинки. Я привычно слушала. Как ни странно, меня совершенно не раздражали увлечения Августа. Вероятно, потому, что я не его жена. Интересно, сумеет ли Эмбер понять, что его коллекция – вовсе не хобби, а основа всей жизни? Наверное. Она мудрая девушка.

– Как же я устал… Надо было все-таки взять тебя с собой.

Я промолчала.

– Скотт очень удивился, что я прилетел один. А уж как Ира расстроилась! Она очень хотела познакомиться с тобой. Она ведь в юности мечтала стать разведчицей. Но ей объяснили, что к этой профессии надо готовиться с раннего детства. Вот как ты. И Лайон почему-то думал, что ты прилетишь непременно. Я сказал, что у тебя с Бергом нечто вроде медового месяца, я отпустил тебя погостить к нему. Лучше бы молчал. Что мне тут же наговорили! Что Берг безответственный, он не уследит, не справится, поддастся минутному капризу… В нашей семье не питают иллюзий на его счет. Ну и мне попало – за то, что я доверил тебя такому ненадежному человеку. Пришлось обещать, что приедем на Рождество. Имей в виду и ничего на Рождество не планируй.

– Я вообще-то хотела домой съездить.

– Поедешь в следующем году. Делла – надо. А я говорил – поехали со мной. Тогда на Рождество делала бы что хотела.

– Если б я поехала с тобой, то не узнала бы, что один из наших трупов – вовсе не Адам Бейкер, а его брат-близнец.

– И как докопалась?

Я застыла:

– А ты знал?!

– Это первое, что мне пришло в голову. Картина, Делла. Ни один художник не станет выдавать за свою настолько известную работу. Даже перед профанами. Профаны разные бывают, так нарвешься на случайно осведомленного – потом не отмоешься. Бернард действительно был живописец, он жил в этой реальности и поступал согласно ее правилам игры. Адам просто не знал, что это за картина. И предположил, что брат рисовал с натуры в Гонконге, – потому что там есть море. А метка, следы которой ты нашла на холсте, окончательно все прояснила. Картина выставлялась в галерее вместе с еще восемью работами Бернарда. Он был очень приличным художником. Копия у него вообще единственная, остальные работы оригинальные. Потому, видимо, он и подарил брату именно эту картину – она не имела самостоятельной художественной ценности. Но подходила для солидного офиса. Что еще новенького?