Евгений Шалашов - Слово наемника

— У них — у кого?

— Ну там, откуда наш Андрияш родом, — хитренько посмотрел на меня дед. — Ладно, давайте узников из узилища вытаскивать…

Можно бы выругать деда за длинный язык, но я и сам хорош. В Ульбурге меня звали Артаксом или Юджином. Тут я назвался Эндрю. Надо было определиться — какое имя называть… А дед, собака этакая, что-то пронюхал! Ну если и он сейчас начнет мне говорить о титулах и гербах, утоплюсь от злости! Или — напьюсь… Но однорукий атаман промолчал. И на том спасибо!

Из узилища тем временем стали выходить каторжники. Первым, звякая ножными кандалами, выбрался Вальрас. Парень сжал меня в объятиях так, что я едва не завыл. А скоро на шее повис и Жан-щипач. Сбоку приткнулся еще кто-то, который откровенно плакал. Не удивлюсь, что у атаманов тоже навернулись слезы…

Кажется, в этот момент я понял — вот оно, счастье! Я сделал то, чего и сам не ожидал! А Евген с сыновьями уже срубали с моих товарищей кандалы.

— Слушай, а ты точно псих! Ну кто бы еще пошел выручать каких-то каторжников? — с восхищением сказал щипач и снова полез обниматься.

— Спасибо… — уткнулся в меня еще один из парней, имя которого я уже забыл. Помнил, что он тоже был с нами. А один опустился передо мной на колени и стал вдруг целовать руку.

— Ну что ты… — испугался я такого проявления чувств и, скрывая неловкость, спросил: — Вроде бы не все… Бальзамо не хватает! — вспомнил я жилистого мужичка, похожего на шкодливого подростка.

— Нету больше Бальзамо. «Гном», скотина, неделю назад нам снова норму повысил, — поведал Жан. — А Бальзамо, будто кто его за язык тянул, крикнул: «Тебе, сволочь синежопая, я это серебро в задницу засуну!» Ну Торман и приказал Бальзамо на «кобылу» посадить, да на целый день. К вечеру его в барак чуть живого втащили. Утром на работу выйти не смог, так Торман его приказал крючьями на волю выволочь, а потом прямо на наших глазах собакам скормил… Живого. Мы орать стали — отпусти, мол, отработаем мы за него… И орали не только наши, а весь барак. А «гном» только шуточки-прибауточки свои — вот, говорит, ребятушки, песикам тоже есть нужно. А коли они серебришко не рубят да на пайку себе заработать не могут, так вы их и кормите…

Еще пару минут назад я чувствовал себя самым счастливым человеком. А тут… Бальзамо, ежели разобраться, мне не друг и не родственник. Никто… Но на душе вдруг стало так пакостно, что захотелось завыть…

— Э, да ты чего, — пихнул меня в бок Вальрас. — Мы-то живы…

— Полегче… — буркнул я, морщась от такого изъяснения чувств.

— Ох, прости, — смутился взломщик. — Я же и забыл, что у тебя ребра сломаны. А что, еще не зажили?

— Эти зажили, а ты чуть другие не сломал, — потер я заболевший бок. — Медведь косолапый!

— Тормана, наверное — того? — поинтересовался Жан-щипач.

— И Шлюффендорфа тоже, — кивнул я.

— Эх, жалко, что «гнома» теперь на «кобылу» не посадить… — вздохнул Жан. — А мы тут два месяца мечтали — вот, мол, придет Юджин, нас освободит да обер-берг-мастера на «кобылу» посадит. Ну а мы люди скромные. Нам хотя бы на него плюнуть…

— Сходи и плюнь, — посоветовал Евген. — На дороге лепешка лежит…

— Ух, ты, — с восхищением посмотрел на меня щипач. — Круто ты его!

— Так уж получилось, — заскромничал я и предложил: — Давайте-ка, парни, я вас своим новым братьям представлю…

— А чего нас представлять? — ухмыльнулся вдруг Вальрас. — Вижу, фрейлейн Марта. Или фрау? — нахмурился парень. — Смотри, вдовой останешься…

Марта, смотревшая на Вальраса во все глаза, закрыла лицо руками и убежала.

— Чего это она? — удивился Вальрас.

— Ты Марту знаешь? — удивленно присвистнул я. Вот уж не было печали…

— Я ее с детства знаю. Папаша у нее — тот еще придурок был. Изрезал зачем-то девку. А девка-то самый смак была, — причмокнул Вальрас. — И себя берегла, не то что другие. Не повезло только с папашкой. Да и женишок у нее, которому она яйца отстрелила, — тоже не подарок… А я ей сколько раз предлагал — выходи, мол, за меня замуж…

Народ вдруг посерьезнел. Лесные разбойники смотрели то на меня, то на здоровяка, начиная прикидывать — не будет ли какой драчки. Евген, у которого кулачки были хоть и меньше, чем у Вальраса, но не слабее, встал так, чтобы прикрыть меня от здоровяка…

— Э, Артакс, а ты чего напрягся? — ухмыльнулся Вальрас. — Я же по морде твоей бесстыжей вижу, что ты с Мартой шуры-муры крутил. Было дело?

— Ну… — протянул я. — Может, не при всех отношения-то выяснять будем?

— Ну — гну, — буркнул Вальрас. — А чего их выяснять-то? Я же ей не муж. Марта — девка свободная. Кому хочет, тому и дает. А был бы я ее мужем, да узнал, что ты мне рога наставляешь… — многозначительно посмотрел парень на свой кулак величиной с мою голову. Посмотрел, будто первый раз увидел, и вздохнул: — Ну если бы это ты был, так ладно. Что я, скотина какая? Ради такого дела можно и с рогами походить. Считал бы, что баба меня спасала…

— Ну так сходи да посватайся, — насмешливо предложил Жан-щипач. — Если Артакс не возражает…

— А ты не возражаешь? — совершенно серьезно спросил Вальрас, поворачиваясь ко мне. — Если чего, ты так и скажи. Если серьезное что-то, мешать не буду.

Эх ты, мать-перемать да тоффеля на стенку! Чего же ему сказать-то? А тут еще и атаманы, у которых не хватило деликатности отойти в сторону. Смотрят, засранцы, разинув рты, будто на представление пришли, хиханьки строят…

— Вообще-то, надо бы у самой Марты спросить… Она же у нас не просто фрейлейн, а атаман. Да и приданое у нее солидное — два таланта серебряной руды.

— Два таланта… — задумчиво проговорил Вальрас. — Если в серебро перегонять — то половина, а то и треть чистого металла. Если к золоту — сколько будет?

— В монетах?!

Я никогда не был в ладах с арифметикой и считать мог только деньги в своем кармане. Но пока раздумывал, один из атаманов уже сказал:

— Три фунта, если в золоте. Но это если по весу.

— Значит, мне положено четыре фунта иметь. Не могу же я беднее невесты быть. Как, вожак, наскребем?

— Да не вопрос! — бодренько отозвался Жан-щипач. — Года четыре по карманам пошарю, а ты — домов двадцать обнесешь, будет четыре фунта золота. Ну, может, снова на каторгу сходим, лет так на десять…

— На десять — это много, — изрек верзила. — Я уже уходил как-то, а ее и след простыл…

— Ладно, Вальрас, — сказал я, когда все отсмеялись. — Я тебе свою добычу отдам. Два таланта. Не хочется мне с рудой возиться…

— С тебя и одного хватит, — сказал однорукий старик. — Я тоже талант даю. У меня с парнями теперь руды — хоть ешь ее.

— Да и мы скинемся… — сказал Евген. — Уж от фунта-другого никто не обеднеет…

Наверное, в другое время разбойничьи атаманы и не стали бы такими щедрыми. Но тут все дружно завопили: «Скинемся, скинемся!»