Андрей Орлов - Сибирь 2028. Армагеддон

– Карнаш, сюда! – проорала Ольга.

Посудина уже дрожала, тряслись и скрипели ржавые борта. Я перепрыгнул через борт, перекатился по палубе. «Добрый» дядечка, помогший завести этот ужас, получил по заслугам – был отпущен на свободу. Затравленно озираясь, пригибая голову, он семенил к правому борту отходящего от пирса судна, рухнул бревном в ледяную воду, поплыл под сваи, яростно загребая руками…

– Карнаш, справляйся сам! – проорала из рубки Ольга. – Я тут, типа, у руля, пытаюсь его зафиксировать! Кузьма, а ну назад, не лезть под пули! Тащи вон ту железку!

Я катился к борту. По жести палубы стучали пули. На удаляющемся пирсе царил форменный кавардак. Я мог уже не стрелять. Я и не стрелял, берег патроны. Метались люди между автомобилями и второй каракатицей. Кто-то лез в рубку, пытался завести мотор. Я видел, как там искрило, струился дымок, посудина никуда не двигалась – похоже, я не зря обстрелял эту штуку.

Накал стрельбы спадал, мы отдалялись все дальше от берега по прямой линии. Вскоре стрельба оборвалась. Я поднялся, не веря, что все закончилось. Из рубки спрыгнул Кузьма, он радостно хихикал. За ним спускалась смертельно уставшая Ольга, ее штормило, качало – похоже, они подперли чем-то штурвал, соорудив примитивный «автопилот». Рассекая волну, каракатица углублялась в пучины пресноводного моря. Бледнели, заворачиваясь в дымку, контуры высоток. Тушевался пирс, на котором по-прежнему царила суета. Я потащился к Ольге, сооружая виноватую улыбку. Внезапно она вскинула голову и стала совсем белой. Застыл Кузьма, глупо разинув рот. Я почувствовал, как стремительно пересыхает в горле. Что за черт? Охваченный тяжелыми предчувствиями, я обернулся.

Рыжая бестия по имени Алиса Павловна – мокрая и предельно злая – уже перевалилась через борт и сидела на нем. Выжила, гадина! Притворилась мертвой! Одна нога была на палубе, другая за бортом. Она держала пистолет в вытянутой руке. Я мог бы, конечно, попробовать вскинуть автомат, но… Не хотелось же верить, что все закончилось! Эти мраки, судя по всему, никогда не закончатся! Она находилась, возможно, в кузове пикапа, с которого люди стряхивались в воду. Вместо того чтобы податься к пирсу, она подалась за нашим судном, которое только отходило от причала на малой скорости, уцепилась за что-то…

Дьявольская ухмылка исказила относительно приятные женские черты. Она наслаждалась нашей растерянностью.

– Привет, – сказала рыжая. – Всегда есть место неожиданным вещам, верно? Подождите, дайте подумать. За то, что вы наделали, убить вас мало, но походу придется довольствоваться малым…

Я уже знал, что она пойдет стрелять. Через секунду, две. Вода в стволе «Ярыгину» не проблема. Пусть уж меня пристрелит, у прочих будет шанс! Я уже собрался вскинуть автомат, прикидывая, в какую сторону прыгать, но тут вдруг женщина переменилась в лице! Дрогнул ствол, она вскричала от пронзительной боли – такое ощущение, что кто-то прокусил сухожилие свисающей с борта лодыжки! Карусель завертелась в голове, я, кажется, догадался! Боль ее гнула, она не могла прицелиться. Я вскинул автомат, полоснул очередью. И, с отрадой отмечая, что пистолет уже упал, а рыжая еще нет, кинулся к ней. Помчались остальные. Ольга держала покойницу, а я, перегнувшись через борт, уже вытаскивал вцепившееся ей в икру божье создание – мокрое, взъерошенное! Коронный номер Молчуна! Умница, ведь выследил нас! Я хохотал от счастья, катаясь вместе с ним по палубе, теребил его, мутузил. Остальные не отставали. Молчуну это крайне не нравилось – он метался, увертываясь от наших рук, угрожающе рычал. Потом стряхнул с себя воду и умчался через открытый люк в трюм.

Мы сидели на палубе, выжатые до предела, тупо смотрели друг на друга. Я придвинулся к Ольге, обнял ее, поцеловал. Она презрительно фыркнула, но отстраняться не стала.

– Начинается, – сказал Кузьма необычайно взрослым голосом.

Мы молчали, смотрели, как пропадают в дымке Снегири, а перед резво бегущей посудиной распахивается мерно вздымающаяся бесконечность. Вопросов масса. Куда мы плывем? Что за пределами? Надолго ли хватит топлива? Не найти ли нам подходящий «вулканический» островок, чтобы поднять на нем пиратский флаг и превратить в неприступную крепость? Где и как мы будем выживать, черт возьми?!

– А, вообще, доминирующая роль женщины в обществе – это интересно… – как-то с расстановкой произнесла Ольга и задумалась, с иронией поглядывая на меня.

– Хрен тебе, – отрезал я и показал для убедительности кукиш. – Никаких экспериментов. Женщина стоит у плиты, подметает полы, моет посуду, варит кашу, растит детей… что там еще?

– Посещает горящие избы, тормозит коней и подносит мужчине пулеметные ленты? – засмеялась Ольга.

– А классные были телки, – вдруг как-то мечтательно сказал Кузьма, и мы изумленно на него воззрились.

– Повтори, – сказал я.

– Да ладно, – он отмахнулся. – Не глухой, чай. Ей-богу, классные. У меня аж заворочалось там что-то, хоть и привязан был… – Он как-то стыдливо покосился на низ собственного живота.

– Заворочалось у него, – всплеснула руками Ольга, насилу сдерживая хохот. – Пубертатный ты наш. Не рановато?

– Да не, в натуре, – задумчиво гнул свою линию Кузьма. – Вот на других теток смотрел, ничего не ворочалось, на тетку Олю смотрю – тоже ноль, а вот на тех…

– Напрасно, Кузьма, – рассудительно сказал я. – Ты еще нашу тетю Олю не видел без… – Ольга выразительно кашлянула, и я заткнулся.

Потом мы умирали от хохота, и совсем стало весело, когда из трюма выбрался Молчун со здоровенной рыбиной в зубах, пристроился от нас подальше и стал ее жадно поедать.

– Не пропадем, – заключила Ольга. – Блин, как же я ненавидела в детстве рыбалку…

Последнее потрясение за этот день – это было что-то новенькое! Мы продолжали сидеть на палубе, наслаждались относительно чистым морским воздухом и не заметили, как в дымке над головой вдруг обозначился просвет. Буквально на несколько мгновений из марева дыма выбралось что-то желтое, яркое, мазнуло торопливо палубу, повергнув нас в трепет, и снова скрылось за клубами!

Мы боялись пошевелиться, смотрели с ужасом друг на друга. Потом, не сговариваясь, задрали головы. Но просвет уже затянулся традиционной для наших мест пепельной мглой.

– Что это было, люди? – со священным трепетом таращился на меня Кузьма. – Ну, ни хрена себе…

– Тебе еще многое предстоит узнать об этом мире, дружок… – хрипло вымолвил я. – Ты не знаешь, что такое море, кто такие дети, что такое солнце…

Глаза у Ольги блестели от слез. Она смотрела в небо, часто моргая, губы что-то шептали. Возможно, правы «бывшие интеллигентные люди», уверяющие, что дым над планетой не может держаться вечно. Рано или поздно он развеется – если не разразится, конечно, очередное разрушительное землетрясение. А может, нам всем померещилось? Небеса имели что-то сообщить?