Вадим Филоненко - Кремль 2222. Северо-восток

«Явно самодельное что-то, – предположил Лёнька. – Спроси».

Я возражать не стал. Мне и самому было интересно.

– Алён, а там что?

– Где? На вышке? Огнемет. Его основа – баллоны с горючей смесью. Подается под давлением в раструб и поджигается. Наше изобретение. А чуть дальше платформа, видишь? Ее край торчит над забором. Там блочный станковый арбалет. Такие расположены по всему периметру. Основное оборонительное оружие Ниитьмы. Хорошее, убойное. Особенно если наконечники взрывающиеся. Только заряжается долго. А пулеметов у нас снаружи всего два. Тут и с противоположной стороны. Зато с той стороны есть еще одно орудие. Противотанковая пушка «Спрут».

«Ого! – восхитился Лёнька. – Серьезная штука! Стодвадцатимиллиметровое орудие! И по танкам может стрелять, и броню роботов пробивает на раз».

Алёна тем временем продолжала:

– Снарядов, правда, для «Спрута» мало. По пальцам сосчитать можно. Но это орудие так, на крайний случай – если на нас попрут биороботы класса «А», а излучатель, не дай Бог, сдохнет… – Алёна сделала пазу. – Наш директор так его и называет – «пушка крайнего удара». Мол, если уж до него дело дойдет, значит, Ниитьме вообще край… А проволока вдоль забора под током. Вернее, обычно питание не подается, но если враги полезут, то можно включить. Правда, тогда все остальное придется обесточить, кроме излучателя, конечно.

– А откуда у вас вообще электричество? – вновь озвучил я вслух Лёнькин вопрос.

– Задействовали все, что только возможно. Во-первых, солнечные батареи. Ячейки сохранились еще с довоенных времен. Склад Ниитьмы забит ими битком. Планировалось, что именно они станут основным поставщиком электроэнергии. Но, как всегда, действительность не оправдала планы. Почему-то древние стратеги не подумали о том, что в послевоенной Москве небо чаще всего будет в облаках…

Я кивнул. Да уж, солнышко нас своим присутствием не балует.

– Поэтому пришлось на ходу перестраиваться. В качестве резервных у нас было несколько паровых генераторов. Теперь они превратились в основные. А еще ветряки есть. Вон, видишь, на Башне вращаются?

Я пригляделся. Ага. Кажется, Башней она назвала то самое здание-клык. Там все стены снаружи и впрямь были усеяны «вертушками». У нас, в Кремле, тоже такие есть. Только электричества от них кот наплакал.

– А где сам излучатель? – спросил я.

– Ты таких вопросов лучше не задавай. А то примут за шпиона, – то ли в шутку, то ли всерьез посоветовала Алёна.

– Ладно. Не буду. Мне, в общем-то, без разницы, где он. Спросил просто так. Для общего развития.

На самом деле вопрос продиктовал мне Лёнька. Его любопытство не знало границ.

Мы пошли обратно в подъезд. Нас окружала тихая лунная ночь. Спокойная и мирная. Не верилось, что в это самое мгновение где-то кого-то едят, отгрызают голову, разрубают на части или поджаривают на костре.

В такую ночь трудно умирать. Да и убивать…

Я поднял голову и посмотрел на небо. Звезды. Ну надо же! Это большая редкость в послевоенной Москве.

– Красиво, да? – раздался тихий голос Алёны.

Я машинально взглянул на девушку. В неверном свете луны ее глаза блестели нестерпимо ярко. Будто сошедшие с неба звезды.

– Ты что так смотришь на меня, Богдан? – Пухлые девичьи губы приоткрылись в полуулыбке.

Мое сердце внезапно забилось сильнее. Застучало, будто кузнечный молот дядьки Третьяка. В горле мгновенно пересохло.

– Алёна… – сам не знаю, что хотел сказать. И даже не заметил, как сделал шаг вперед.

Теперь мы стояли очень близко. Я почувствовал на своем подбородке дыхание Алёнки, а в следующее мгновение уже целовал ее в губы.

Поцелуй вышел неловким и коротким. Возможно, сказалась моя неопытность, но девушка резко отстранилась:

– Не надо!

– Почему? – задал я не самый умный в такой ситуации вопрос.

Она не ответила. Только повела плечом и отвернулась. Потом проговорила:

– Пора возвращаться. Яшка там один, мало ли что.

От всего происшедшего у меня в душе осталась только жгучая горечь. Вот всегда так с девчонками. Не понимаю, как у них так получается. Вроде и поцеловались, вроде она и ответила. А в то же время дала понять, что все это ничего не значит…

Мы вернулись в подъезд. Только сейчас я заметил, что осьминога на плече нет.

«Лёня, ты где?»

«Тут», – зеленый комочек обнаружился возле тлеющего костра неподалеку от спящего Яши.

Надо же, я и не заметил, когда он соскочил с меня.

«Когда у тебя гормоны разыгрались, – желчно пояснил бывший кио. – Я ж не извращенец какой-нибудь. Оставил вас одних. Только что-то вы быстро закончили… – Он прочитал мои мысли и хмыкнул: – А вы и не начинали».

Я лишь вздохнул и покосился на Алёну. Она с деловым видом заняла пост возле окна, присела на раскрошившиеся кирпичи подоконника и уставилась в ночную тьму. А я пристроился возле костра и попытался уснуть.

Проснулся от того, что кто-то легонько потряс меня за плечо. Я открыл глаза, одновременно смыкая ладонь на штыке.

– Богдан, это я, – Яшка говорил шепотом, не желая разбудить Алёну. – Вставай. Твое дежурство.

Я зевнул во весь рот и вскочил на ноги. На дворе еще стояла ночь, но мои внутренние биологические часы утверждали, будто до рассвета осталось не так уж много времени.

Угли в костре едва тлели, но их света хватало, чтобы осветить лицо спящей девушки. Она лежала на спине, подложив под голову вещмешок, и выглядела очень красивой.

Но любоваться мне было некогда. Я подошел к наблюдательному окну, шутливо кивнул Яше:

– Пост принял.

Он хмыкнул и собирался ответить, но тут внезапно застонала Алёна. Ее лицо искажал неподдельный страх, глаза под закрытыми веками метались из стороны в сторону, а по щекам скользнула одинокая слеза.

– Ну-ну, Сверчок, не надо, – Яша присел возле сестры и ласково провел рукой по ее щеке. – Все хорошо.

Алёна перестала стонать, перевернулась на бок и затихла.

– Она часто кричит во сне, – Яша подошел ко мне, устроился по соседству на подоконнике. Кажется, спать ему расхотелось. – Почти каждую ночь кричит, с тех самых пор, как начала ходить за медом…

– Так почему не откажется?

– Нельзя. Это наш директор ее лично определил… Та еще работенка. Знаешь, Богдан, до Алёнки многие ходили, но быстро погибали. Дольше полугода никто не продержался. Как у нас говорят: «Шальная пчела – и копец». А сестренка уже почти год мед приносит. Хотя для нее это вообще зарез. Она по жизни жуткая трусиха, – Яша улыбнулся, будто вспомнил о чем-то. – В детстве мы жили рядом с оранжереей, и там по ночам громко «пели» сверчки. Алёнка спать не могла от страха. А потом отец… он тогда еще жив был… принес ей зверушку – лысого ежика. Ну ты видел их, да? Забавное, безобидное существо.