Array Array - На руинах Мальрока

Епископу я поверил сразу: в таких вопросах ему можно доверять безоглядно — опытный сиделец. Да и объяснил все очень логично — в сжатой и понятной форме. Ну что ж — выход у нас один:

— Конфидус — инквизитор еще не знает, что меня перевели. Его не было при этом. Но быстро узнает... Бежать нам отсюда надо. Срочно.

Епископ смешливо фыркнул, иронично поддакнул:

— Дан — ну разумеется. Только сильно быстро не бегите — я на своих старческих ногах могу отстать, да и колодка моя цепляться будет за все углы.

— Вам на старческие немощи жаловаться рановато. Давайте без шуток: надо бежать, причем быстрее. Не знаю, как вы, а я тут подыхать не хочу.

— Дан, вы всерьез думаете, что я мечтаю умереть в этой грязи от лап церковников или их подсылов? Но как сбежишь? Я закован в колодки — их не открыть без посторонней помощи. Вы в этом деле не помощник — голыми руками не справитесь, да и цепи ко мне не пустят. Даже если чудом освободимся, то все равно не выберемся: решетка крепкая, а засов там хитрый — изнутри мы его не отодвинем никак.

— А если мы все же выберемся в коридор?

— Да вы фантазер... Ну если выберемся, то, возможно, сумеем уйти. По нему, я заметил, вглубь бадейки таскают — выливают куда-то. Под такие бадейки слив должен быть широкий, а мы с вами не толстяки — в отверстие уборной как-нибудь пролезем. Проберемся по нему в траншею для нечистот, а уж по ней куда-нибудь да уйдем. Или нагло черед двери попробуем прорваться. Мне вера не дозволяет людей калечить, а вам все можно. Там один или два тюремщика на ночь остаются — вряд ли больше. Справиться можно попробовать.

— Они с оружием, а у меня руки голые. Так что без вашей помощи не обойдусь.

— Но моя вера не позволяет...

— Господин епископ: насколько я понимаю, выше вас никого у еретиков не осталось. Такими темпами ваша паства скоро останется без пастыря и совсем падет духом. Мне кажется, настало время подумать о реформе церкви. Вашей церкви.

— Дан! Да как вы можете такое говорить! Она уже век стоит на столбах истинных догм несокрушимых и...

— Епископ — реформа! Я сказал реформа! Только реформа, и все! Причем первым делом надо отказаться от всего, что касается непротивлению злу насилием. Вреда от этих заблуждений много — давайте будем считать, что вы уже отказались. К тому же мне помнится, что при необходимости вы очень даже хорошо умеете мечом помахать — старые навыки не позабылись.

— Дан... Будь это в старые времена, я бы и сам со стражей разделался, но сейчас...

— Если вам так противна идея реформации, давайте вы обдумаете ее в более позитивной обстановке. А сейчас, хотя бы временно, верните себя старого — нам нужен головорез, а не трясущийся святоша. Если умрете, умрет вся ваша вера — не осталось больше у иридиан лидеров. Вы последний. А вот у карающих, думаю, лидеров достаточно — додавить вашу травоядную паству хватит. Подумайте об этом. Только долго не думайте — времени у нас немного.

Конфидус, качнувшись на цепях, изменившимся голосом, будто через силу, произнес:

— Да — вы правы. Лучше взять грех на душу, чем бросить паству на произвол судьбы. Не выжить им без меня, ох не выжить... задавят попы вконец, — затем, вкрадчиво-заговорщицки добавил: — Стражники местные народ хлипкий — парочку на себя легко возьму, а больше вряд ли в дверях окажется. По молодости я, было дело, четверых раскидал руками голыми.

— Вот и вспоминайте молодость. Срочно вспоминайте.

— Ох и дураки мы с вами оба! — воскликнул епископ. — Какие стражники?! Какие двери?! Я в колодках, вы в цепях с ногами покалеченными! Куда вы собрались, да еще и меня своими глупостями за собой потянули?!

— Бежать я собрался, с вами вместе.

Епископ издал неопределенный звук, в котором смех, отчаяние и разочарование смешались воедино.

— Конфидус: не надо так нервничать. Да, у нас есть проблемы, и сейчас мы начнем их решать. Только не все вместе, а по одной — так гораздо эффективнее.

— Ну-ну...

— Начнем, пожалуй, с ног — это серьезная помеха нашим планам. Их надо срочно подлечить.

— Дан, не хочу вас сильно разочаровывать, но после железных сапог ноги лечатся небыстро и не всегда. Даже если сразу оказать помощь, не каждый раз удается их сохранить. Очень часто они вонять и чернеть начинают — если бедолага сразу не умирает от дикой боли, то гниль доходит до сердца и тогда точно конец. Спасти можно, если вовремя отрубить их хорошим ударом топора или двуручника, и культи прижечь кипящим маслом. Но если даже не загниют, то зарастают очень долго, а когда зарастут, все равно человек хромым остается. Переломов много — плохо такое лечится. Некоторые косточки в труху превращаются.

— Спасибо за информацию. Дайте мне час-два — постараюсь встать на ноги.

— Это как?!

— Не мешайте. Если я буду стонать или даже кричать, не обращайте внимания. Болезненное это дело, но куда деваться...

— Не хочу даже знать, что вы удумали. Опасаюсь, что вера моя этого не одобрит.

— Эх, мне бы поесть хорошенько — сил почти не осталось. Ну да ладно... пожелайте удачи... может и хватит...

Еретик начал поспешно молиться, причем я почти ничего не различал из его скороговорки. Что-то про грешные души, тьму, и исчадий ада, грешные тела ворующие с целью последующего изощренного разврата. И про муки адские за такие дела тоже что-то проскакивало.

Вероятно, молился о моем здравии.

Часа два адских мук мне и без молитв гарантированны. А может и больше...

* * *

Я проделываю это уже не первый раз. Первый вообще произошел без моего участия: раны, полученные в битве у брода, затянулись сами собой — в сознание при этом не приходил. Даже большая кровопотеря не помешала восстановиться. Одним из приятных бонусов после лечения загадочной спутано-волокнистой хреновиной, извлеченной из тела высшего перерожденного, была улучшенная регенерация. В данном контексте лучше писать слово "регенерация" с большой буквы — она того стоила.

По обмолвкам палачей выходило, что от тех ран лишь розовые шрамы остались, а ведь меня жестоко изрубили двуручным мечом. Ногти, вырванные на четырех пальцах левой руки, уже наполовину отросли. При этом я был в сознании (к сожалению), и наблюдал процесс от самого начала. Поначалу было очень больно, но уже через пару минут боль стала вполне терпимой и вскоре бесследно исчезла. Кровь перестала сочиться еще раньше. Уже через час-другой кончики пальцев начали чесаться, и уже наутро я почти позабыл про увечье.

Ящерицы, отращивающие потерянные хвосты, в сравнении со мной жалкие дилетанты.

Реакцию организма запомнил во всех подробностях. Вот и сейчас она ничем не отличалась: боль быстро стихла (возникала лишь в те моменты, когда мои ноги беспокоили, волоча по земле); стопы и голени пылали жаром, начиная понемногу зудеть. Причем самое интересное, что интенсивностью этого жара я, похоже, мог управлять. Заметил это при разговоре с епископом — стоит немного сосредоточиться на своих ощущениях, и странная теплота нарастает до состояния жгучего огня. Хотя на ощупь кожа остается прохладной — то есть ощущения субъективные.