Александр Больных - Пуля-дура. Поднять на штыки Берлин!

Тот облизал внезапно пересохшие губы. Ему предлагали забаву, о которой он раньше не мечтал и помыслить. Охота на человека! Хотя на человека ли? Фон Шеель правильно заметил, что удел низших рас служить истинным голштинцам как только можно. Поэтому действительно, можно отбросить сомнения. Нет, молодцы, интересную забаву придумали. Первоначальный порыв сострадания испарился, его сменило нездоровое, болезненное любопытство. И он потянул шпагу из ножен.

Псари тем временем оттащили собак, парень спрыгнул с дерева и побежал, опасливо оглядываясь. Великий князь хотел было сразу броситься за ним, но Кноблох перехватил его коня:

– Подождите пару минут, а то будет совсем неинтересно.

И действительно, вид убегающей добычи разбудил в груди какие-то мутные чувства и желания, великий князь вырвал повод из рук Кноблоха и ударил коня шпорами. Голштинцы поскакали за ним. Князь быстро настиг беглеца, ну разве может человек состязаться со скакуном из императорских конюшен? Раздувая ноздри, выпучив глаза, он нанес удар шпагой. Парень взвизгнул, когда почувствовал сталь, перекувырнулся два раза и рухнул на землю. Но рубакой великий князь был неважным, и удар был не смертелен. Парень вскочил, его правая рука повисла плетью, по плечу струилась кровь. Вид этой крови заставил великого князя ощутить приятное возбуждение, он даже заерзал в седле, чтобы немного успокоиться.

– Беги! – крикнул Кноблох. – Если сумеешь добежать до той рощи, – он махнул шпагой, – мы тебя отпустим и заплатим пять рублей! Беги!

Фон Шеель, услышав это, гадко усмехнулся.

– Ваше благородие, что же это они делают?! – испуганно спросил Северьян.

Они торчали в рощице уже несколько часов и изрядно продрогли, хотя день был не особенно морозным. Но если торчать на одном месте, да еще стараться при этом как бы спрятаться, хотя прятаться особо было не от кого, невольно замерзнешь. Даже кони начали нетерпеливо переступать с ноги на ногу, когда наконец вдали показалась долгожданная охота. Правда, какая-то странная.

Петенька сначала даже не разобрался в том, что видит. По полю, поднимая снежную пыль, катился какой-то вопящий клубок, в котором мелькали неясные силуэты. Что удивило больше всего – псари держали собак на сворках и скакали позади охотников. Охота получалась шиворот-навыворот, ведь обычно именно собаки гонят зверя. А тут бежит какой-то мужик в армяке, за ним гонятся всадники и размахивают… Шпагами размахивают, однако. И всего получается вместе с псарями их пять человек. Многовато. Петенька даже вздохнул тяжко. Однако отступать ему некуда, Александр Иванович все правильно обсказал, не простит ему голштинское отродье военных подвигов. И дело такое, что даже верных сержантов с собой брать нельзя. Конечно, Иван и Василий преданы, аки псы, но в таких делах даже псам доверять не следует. Вообще, чем меньше людей знать будут, тем лучше, шея сохраннее будет. Северьян другое дело, он кровью повязан, жизнью обязан. Ему уральский вояж и дела сыскные тоже от голштинцев только виселицу принести могут, если не колесо. Вот только не удосужился как-то Петенька узнать, хорошо ли Северьян стреляет, а сейчас поздно уже. Придется положиться на знаменитый «авось».

– Что же они делают?! Нешто можно такое? – повторил Северьян чуть ли не с испугом.

Петенька даже удивился слегка: он никак не мог представить себе, чтобы Северьяна могло хоть что-то испугать. Но тут он понял, что трое всадников гонят мужика, стараясь проколоть его шпагами. Не зарубить, что было бы намного проще, а именно проколоть, не то стараясь продлить удовольствие, не то похваляясь своим мастерством. Хотя какое там мастерство! Один сидел в седле, ровно собака на заборе, двое других чуть получше, однако ж размахивали они шпагами, как метлами. Только это и спасало пока что мужика, который то уворачивался от неловкого размаха, то припадал к земле, пропуская всадника, что не слишком помогало, потому что трусившие сзади псари натравливали на него собак, не спуская их, однако, с поводков. Впрочем, и сам мужик старался прорваться к рощице, в которой прятались Петенька с Северьяном, хотя видно было, что один из всадников все время старается не пустить его туда.

Однако эта смертельная игра не могла продолжаться бесконечно. Было видно, что мужик теряет силы, он уже не может бежать с прежней быстротой, хотя старается держаться. К тому же Петенька различил красные пятна на снегу, судя по всему, ему уже досталось раз или два. Кровь, текущая из раны, уносила силы, и можно было ждать, что несчастная жертва вот-вот рухнет наземь. И самое главное – ненавистные голштинские мундиры.

– Северьян, бери пистолеты, – приказал Петенька. – Прежде всего надо убить конюхов, потому что они первыми бросятся наутек. А нам свидетели в сегодняшнем предприятии не нужны никакие, потому как если что – отвечать головой будем.

– Далековато, вашбродь, – с некоторым сомнением произнес Северьян. И действительно, для пистолетного выстрела сто шагов явно много.

– Подождем.

– Нельзя ждать, вашбродь. Мужик скоро кончится.

– И то верно. Что же делать?

Северьян хитро улыбнулся, и снова в глазах его заплескалась та самая адская, непроглядная чернота, от которой у Петеньки каждый раз бежали мурашки по спине.

– А что нам прятаться, вашбродь, ежели все равно все тут лягут? Поедем им навстречу, да все, что надобно, и сделаем.

Петенька задумался на мгновение. Действительно, дальше прятаться смысла не было. Как только стало понятно, что свита у великого князя совсем небольшая и можно с ней справиться, можно было рискнуть. Стрелять в упор даже вернее, чем из засады из-за деревьев. Он решительно тряхнул головой:

– Давай! Только спрячь пока пистолеты под полу, чтобы не шарахнулись прочь раньше времени. На кого укажу, того и вали!

Он тронул коня, и тот, обрадованный, пошел махом, махом, поэтому они в считаные мгновения оказались рядом с «охотниками». И тут Петенька понял, что бог его все-таки любит, потому что узнал фон Шееля. Пришло время полностью рассчитаться за дуэль! А вот голштинцы его не узнали, потому что ничего, кроме неудовольствия, не нарисовалось на их лицах. Впрочем, смущения и раскаяния там тоже не было, хотя Петенька и надеялся на это. Похоже, голштинцы считали охоту на человека совершенно естественной. Хотя он недооценил ум и изворотливость иноземцев.

– Кто таков? – спросил грубо Кноблох.

– А вы кто? – вопросом на вопрос ответил Петенька.

Голштинец скривился и столь же вызывающе ответил:

– Мы преследуем вора, покусившегося на чужое добро. Этот грязный мужик ограбил одного офицера.

– Как перед истинным, не виноват я! – простонал окровавленный парень. – Наняли меня…