Василий Гавриленко - Теплая Птица (отредактированный вариант с альтернативной концовкой)

-Принеси воды.

Вернувшись в кабинет, я развел костер и стал растапливать снег. Мне было

досадно, что причинил Марине боль и, вместе с тем, почему-то приятно.

Казалось: минуту назад я что-то доказал ей, хотя что именно, не знал.

Вода в шлеме-котелке забурлила.

Марина все так же сидела над старухой, поглаживала похожую на корень

старого дерева руку:

-Не надо бояться – это совсем не больно, - шептала девушка. - Глаза

закроются – и все.

Старуха, похоже, слушала, приоткрыв белесые глаза.

-Принес воду?

Я подал шлем.

-Еще горячее не мог? Подай, что ли, снега.

Растворив свежий снег в кипятке, Марина принялась аккуратно смачивать

рот старухи, та зашлепала губами.

-Пей, мама, пей.

Мама?

Марина поила старуху, придерживая ее голову рукой.

«Опять заставит хоронить», - пришло в голову, но раздражения я не

почувствовал. Ну, заставит, да, она такая…

Тем временем со старухой начало происходить то, что должно: Теплая

Птица оставляла ее. Дыхание участилось, руки-ноги мелко дрожали.

Едва прикрытая тряпьем, грудь старухи поднялась и стала медленно

опускаться. Из открытого рта шумно и долго выходил воздух, казалось, что сейчас

она вздохнет и поднимется, но, сделав несколько судорожных движений, старуха

замерла.

Марина поднялась. Я подумал – сейчас заговорит о похоронах, но девушка

молчала, глядя перед собой.

-Андрей, еще раз позволишь себе подобное, - произнесла она, так и не

взглянув на меня,- я уйду.

И снова мне стало не по себе:

-Я не хотел хватать тебя за руку...

-Да я не о том,- отмахнулась Марина,- Кто дал тебе право распоряжаться

чужими жизнями?

-Но…

-Не надо! Я думаю, ты все понял. Пошли.

Она подхватила котелок, выплеснула на пол остатки воды и вышла из

кабинета. Я последовал за ней.

Старуха осталась одна в темноте.

Пока мы отсутствовали, в мой рюкзак забралась крыса, изловчившись, я

поймал ее за хвост. Зверек завертелся, щекоча задубелую руку острыми зубками.

-Прекрати, – поморщилась Марина, застегивая куртку.

Я ухмыльнулся, отшвырнул запищавшую крысу.

И тут же на улице застрекотал вертолет. В окно ворвался слепящий свет и

крики:

-Рассредоточились!

-Трое сюда, трое туда!

Стрелки. Зачистка!

Я схватил Марину за руку.

-Тише.

-Барух, Семен! - заорал грубый голос так близко, что сердце у меня

заныло. – Вы че, уснули там, б … дь?

По лестнице застучали ботинки.

-Рассредоточились, мать вашу!

Похоже, мы влипли по-настоящему.

-К стене, – я оттолкнул побледневшую Марину. Она будто вжалась в

камень, расширенными глазами глядя на меня.

Бросившись к двери, я встал за отворотом, держа наготове автомат. Тут же

в кабинет ворвался стрелок. Я выстрелил: стрелок завалился вперед, головой в

пепел нашего костра.

-Эй, они здесь, – завопил кто-то в коридоре. Секунда промедления – и мы

погибли.

Согнувшись, я выскочил из-за двери. Раздался сухой перещелк выстрелов,

резкая боль ожгла плечо. Позабыв про автомат, я с разбегу ударил стрелка ногой

в грудь. Он отлетел к стене и, ударившись спиной, съехал на пол. Не теряя

времени, прошил его пулями.

-Скорее, – заорал я, услышав шаги бегущих по лестнице стрелков. Марина

выскочила из кабинета. Автомат в ее в руках дрожал.

Мы бросились по темному коридору. Проклятая западня. Кабинеты

выходили окнами на площадь.

Рой пуль разорвал ковер под ногами. Марина взвизгнула. Ранена? Я упал

на пол и, повернувшись, выстрелил в ответ.

-Сюда.

Я на четвереньках добрался до ближайшего кабинета. Марина ввалилась

следом - вроде цела. Кинувшись к окну, я глянул вниз. По площади сновали

стрелки, стаскивая в кучу трупы. Оказывается, в Калуге не так и мало было

народу.

Западня… В коридоре шаги, шепот – знают, суки, что мы теперь никуда не

денемся.

-Сколько там? – голос снизу, хриплый, властный.

-Двое, конунг, - отозвался кто-то, находящийся в коридоре рядом с нами. -

Мужик и баба.

-Бабу постарайтесь живьем взять. Позабавимся.

Каменный Ленин, улыбаясь, указывал рукою на крышу. Я лег спиной на

подоконник и посмотрел вверх.

-Марина.

Она приблизилась; в глазах даже не страх и отчаяние, а равнодушие,

готовность принять то, что приготовила для нас судьба.

-Марина, – крикнул я: захотелось влепить ей пощечину, подобную той, что

она влепила мне. Девушка встрепенулась.

-Забирайся мне на плечи и цепляйся за карниз.

-Уходят, суки,- заорали с площади, когда Марина, дрожа, как

новорожденный олененок, отпустила руки с моей шеи и перенесла их на

скользкий карниз крыши.

-Подтягивайся, ну же.

Пули с жадным лязгом врезывались в камень рядом со мной, плечо горело.

Марина, вскрикнув от напряжения, исчезла за отворотом крыши. Я остался

в кабинете один. Чтобы стрелки из коридора не вздумали сунуться, пальнул в

дверной проем, забрался на подоконник, и, подпрыгнув, ухватился за карниз.

Снизу строчили без перерыва, но в полутьме не могли как следует прицелиться.

Отчаянная веселость овладела мною: попробуйте, падлы, съешьте.

Подтянувшись, я перебросил ногу на крышу. Марина вцепилась в куртку и помогла

мне.

Оглядевшись, я замер: меж кирпичных труб и переломанных антенн торчал

жирный зад вертолета. Как он смог опуститься прямо на крышу?

-Ты ранен?

-Тихо, – я дернул Марину за рукав, увлекая за одну из труб.

Тут и она увидела вертолет и в ее глазах блеснула радость. С чего бы это?

Но времени на расспросы не было.

-Всего один, - пробормотал я, различив через стекло кабины затылок

пилота. - Эх, отсюда не достать... Стой здесь.

Я двинулся вперед, не сводя глаз с затылка. Достигнув вертолета, подлез

под пахнущее машинным маслом брюхо...

-Какого хуя.

Пилот поперхнулся – он жрал концентрат из банки. Расширившимися

глазами уставился на меня. Это был толстяк с широким бледным лицом.

-Н – не стреляй, - просипел он, как завороженный глядя на дуло автомата.

Почему-то мне и вправду не хотелось убивать толстяка. В его глазах

проскользнуло что-то … детское. А может, мне показалось – я ни разу не видел в

Джунглях детей.

Марина снова меня не послушалась. Она подскочила к вертолету и, едва

глянув на пилота, заорала:

-Выметайся.

Толстяк стал выкарабкиваться из машины, разбрасывая во все стороны

концентрат. Он был одет в чудн ы е штаны из какой-то мягкой материи - спереди

расплылось темное пятно.

-Скорее, ты! - от нетерпения у Марины сорвался голос.

Толстяк все-таки покинул вертолет, уставился на меня расширенными

глазами. Нижняя челюсть дрожит, к высунувшемуся кончику языка прилипли

кусочки концентрата.