Михаил Луговой - Горячая весна 2015-го

– Ты… Ты…

На министра обороны было страшно смотреть, настолько потрясенным он выглядел сейчас.

– Идите, Сергей Иванович. У нас обоих сейчас нет выбора. Правда.

Пулеметные очереди и рев моторов не прекращались. Кругом кричали. В проходе между двумя рядами кроватей с ранеными лейтенант Пшеничный, держа в здоровой руке два автомата, о чем-то спорил с врачом. Наконец тот махнул рукой, и офицер, пробежав между кроватями, остановился перед приподнявшимся на подушках Василием.

После дневных процедур ему стало лучше, к вечеру он даже смог выпить куриного бульона так, что его не вывернуло наизнанку, а остальное время просто проспал.

Контузия, а теперь он со слов врача знал, что у него контузия средней тяжести, вызвала у него амнезию. Все, что произошло после подрыва моста, выпало у него из памяти, и он с удивлением услышал от лейтенанта рассказ об отступлении из Знаменска, танковой атаке, своем двадцатиметровом полете после разрыва снаряда почти под ногами и фантастическом везении, благодаря которому летел он целиком, а не отдельными частями. От роты, по словам лейтенанта, осталось человек двенадцать. Всех раненых, кто еще подавал признаки жизни, эвакуировали сначала в Гвардейск, а потом, когда американцы начали окружать город, и дальше – в полевой госпиталь, развернутый на окраине какого-то села.

– Царев! – сказал лейтенант, и Василий внезапно понял, что тому страшно. Больно и очень страшно. – С юга прорвались пендосы. Здесь они будут через четверть часа. Попадем в плен. Я ухожу.

– Товарищ лейтенант! Я с вами! – Василий попытался сесть на кровати.

Раненые на соседних койках замолчали, глядя на них.

– Ты на ногах-то держишься? – спросил офицер.

– Да, – Василий ухватился за спинку кровати и умудрился встать, – держусь.

Он напрягся и выдернул из вены обе иглы, боясь, как бы вслед не хлынула кровь. Врач за спиной лейтенанта нахмурился, но промолчал, а Василий уже шарил под кроватью, где стояли его ботинки и валялась форма. С третьей попытки ему удалось натянуть штаны и накинуть куртку. Он выпрямился, пошатываясь, и побрел за лейтенантом к выходу.

– Эй! – донеслось сзади. Василий обернулся. Врач протягивал ему две упаковки каких-то таблеток. – Держи. По одной… Каждые четыре часа. И удачи вам!

– Спасибо! – поблагодарил Василий и вышел в ночь.

После ограниченного, но все же света в палатке снаружи было хоть глаз коли. Стрельба раздавалась с другой стороны деревни, но между палатками госпиталя вдруг ударило несколько одиночных выстрелов явно не из АК, вспыхнули фары подъезжающего автомобиля и послышались выкрики на английском.

– Они уже здесь! – понижая голос, сказал лейтенант. – К лесу! За мной, быстро!

Быстро, впрочем, не получилось. Сначала они скатились с небольшого пригорка в мелкую, по колено, речку, потом завязли в грязи на противоположном берегу. Стрельба позади почти стихла, лишь щелкали временами одиночные выстрелы. Вдалеке хлопнула граната. Потом пришлось кинуться на землю, когда с противоположного берега их осветили фарами, и ползти. Наконец они уперлись в еще одну речку – пошире, и лейтенант решил двигаться вдоль нее. В лес Василий вполз на последнем издыхании и повалился на траву, углубившись за деревья на два десятка метров. Лейтенант присел рядом.

– Терпи, Царев. Говорят, пендосы Гвардейск взяли… Я сразу понял: пора сматываться. Сейчас передохнем и дальше двинемся. Надо только через протоку эту перелезть…

– Угу… – неопределенно промычал в ответ Василий.

У него прошла головная боль, и это радовало, но навалилась такая слабость, что ноги просто не держали.

В мчавшемся по подземному туннелю крохотном вагончике было тесно и шумно. Президент, министры обороны и иностранных дел выглядели подавленно, на лице директора ФСБ застыло бесстрастное выражение, и только глава президентской администрации Шемякин безостановочно говорил.

– Нет, ну вы только посмотрите, какой негодяй! Ядерный удар! Это же не просто преступление, это уже преступление против человечества! А вы! – Он указал на министра обороны. – Вы, Сергей Иванович, тоже хороши! Вы должны были сразу воспрепятствовать этому солдафону!

Вагончик качнуло на повороте, и Шемякин взмахнул руками, чтобы сохранить равновесие, после чего обратился к Рогову:

– Я думаю, Геннадий Геннадьевич, что Семенова нужно заменить не просто на кого-то из его заместителей! Может быть, это даже заговор, посмотрим, что нам господин Королев скажет!

Директор ФСБ скорчил мимолетную гримасу, которая, впрочем, тут же исчезла с его лица. Вагончик несколько раз дернулся и наконец затормозил у узкой платформы. Все вышли. Из второго вагона первыми выскочили два президентских охранника, которым не нашлось места в первом, а вслед за ними выбрались пятеро сотрудников спецгруппы ФСБ с оружием, в бронежилетах, тяжелых полусферических шлемах и массе черных пластиковых накладок на обмундировании, которые выдавали их полицейско-антитеррористическую специализацию.

В обоих герметичных шлюзах, как и обещал Семенов, никого не оказалось, лишь у дверей совещательной комнаты в конце короткого коридора стоял офицер с нарукавной повязкой дежурного, молча отступивший в сторону, увидев процессию.

– Оставьте пока своих орлов снаружи, – распорядился Рогов, обращаясь к директору ФСБ и берясь за ручку двери.

Королев решительно отстранил его и вошел в комнату первым. За ним последовал президент, потом втянулись и остальные.

Семенов и главкомы ВВС и ВМФ поднялись из-за стола к ним навстречу.

– Товарищ Верховный главнокомандующий, – доложил начальник Генерального штаба, – подготовка массированного ядерного удара проходит по плану. Рубеж готовности в пределах шестидесяти-восьмидесяти минут. Противником наши намерения скорее всего не вскрыты, в настоящее время он осуществляет подготовку к штурму Калининграда.

Президент ожидал застать здесь что угодно, но не деловую атмосферу.

– Есть мнение, что вы сошли с ума, – сказал он. – Сергей Иванович считает, что вы переутомились и нуждаетесь в отдыхе. А Шемякин уверен, что имеет место заговор. Что скажете?

– Я делаю то, что должен делать, – твердо ответил Семенов. – Я давал присягу и буду защищать страну до конца.

– И другого пути, кроме ядерного удара, у нас нет? – нейтральным тоном спросил президент.

– Это так. Я не хочу никого обвинять, я военный и не лезу в политику. Но шанс обойтись без ядерного оружия у нас был в феврале – марте. Не решившись на превентивные действия, мы сами себя превратили в мальчиков для битья. И сейчас у нас другого выбора нет.