Александр Золотько - 1942: Реквием по заградотряду

– Сколько все это будет стоить? – медленно, четко отделяя слово от слова, спросил Севка. – Просто скажите. И начинайте готовиться к операции. Сколько нужно денег – я привезу.

– Понимаете, вначале обычно… В таких случаях… – слова застряли в глотке у Артема Сергеевича, и он замолчал.

– Я вам даю слово, что деньги будут. После операции, – Севка встал с кресла. – Я уже еду за ними. А вы… Вы начинаете звонить кому нужно, собирать лекарства, кровь, инструменты… Вы меня поняли?

– Да, конечно… – врач стер с лица пот рукавом. – Естественно… Тут нельзя терять ни минуты. Я… Я вызову, кого нужно… Я вам верю…

Врач вскочил с дивана, попытался проскользнуть мимо странного и опасного парня к выходу, но Севка его остановил. Наклонился к самому его уху и прошептал:

– Деньги получите после операции. Вы сказали – десять тысяч?

– Да. То есть… В общем, да.

– Договорились. И договорились, что если он умрет, то вы…

– Я что?..

– Вы тоже умрете, – спокойно сказал Севка. – И не нужно никому ничего говорить. Даже милиции. Они вам просто не поверят, согласны? Разве так бывает, чтобы прохожий ради спасения жизни неизвестного был готов не только раскошелиться, но даже убить? Вы о таком слышали?

– Н-нет… – пробормотал врач.

– Вот и менты не слышали. А когда я вас убью – будет поздно. Согласны?

– С-согласен…

– Приступайте, доктор…

– Х-хорошо… Только… Только деньги – вперед. Если вы мне угрожаете, то деньги – вперед. И мне наплевать, что вы там для себя вообразили… Наплевать! – выкрикнул врач Севке в лицо. – Да, вы можете убить, я по глазам вижу, что можете, но… Я просто так рисковать не стану. Не стану!

Севка молча смотрел в глаза Артему Сергеевичу. Тот оскалил зубы, словно зверь, словно собирался вцепиться Севке в горло. И отступать не собирался.

– Сколько вам нужно времени на подготовку операции? Минимум.

– Два часа, – не задумываясь, ответил врач.

– Через два часа деньги будут. Но если…

– Не старайтесь, молодой человек. Сильнее, чем вы меня напугали, напугать не получится. И отступать я не буду. В конце концов, у меня тоже есть гордость и честь…

– Ну да, – сказал Севка. – И клятва Гиппократа.

Лицо врача дернулось.

– Если через два часа я не привезу деньги…

– Я не стану проводить операцию, – закончил за Севку врач. – И никто меня не заставит ее проводить. А ваши угрозы…

– Если я не привезу деньги – вы не оперируете, а если вы не оперируете – я вас убиваю. Такая формулировка вас устраивает?

– Я… вы… – врач задохнулся. – Я…

– Вы можете попытаться выжить, господин доктор. Тут все по-честному. – Севка пошел к двери, остановился и вернулся. – Десять тысяч долларов – это сумма вместе с послеоперационным восстановлением, я надеюсь?

– Да.

– Время пошло.

И Севка вышел.

Он красиво вышел, с высоко поднятой головой. Прошел по коридору отделения, не обращая внимания на удивленный взгляд медсестры. Он даже не остановился возле Кости, бросил быстрый взгляд и вышел к лифтам.

Два часа, сказал себе Севка. Два часа.

Врача он убьет, это понятно. Но это не спасет жизнь Косте. Нужно решать вопрос с деньгами. За два часа.

Севка зашел в приемное отделение, забрал паспорт и телефон.

– Что ты так убиваешься? – спросил дежурный врач. – Ты с Синельниковым пытался об операции договориться? Договорился?

– Да.

– Правда? – дежурный врач от удивления даже встал из-за стола. – И за сколько?

Севка надел куртку и пошел к выходу.

А вот на улице ему стало плохо.

Он дотащил Костю до медсанбата. Дотащил и дальше что?

Севка посмотрел на свой мобильник. Одолжить у кого-нибудь денег? У кого? Нищие не имеют богатых друзей. Сотню-две зеленых можно было бы перехватить у Богдана. Сотню или две. А остальные?

Ветер ударил Севку по лицу, хлестко, наотмашь. Будто пытался привести его в чувство. Вернуть к реальности.

Ты сделал все, что мог, крикнул ветер Севке в самое ухо. Все, что мог. Ты притащил Костю в свое время, в прекрасное, цивилизованное и мирное время. Тут есть антибиотики, компьютеры, аппараты МРТ, УЗИ и масса других полезных штук. Людей вытаскивают с того света… буквально с того света.

Только Костю никто тащить не станет. И Севку бы не стали, между прочим, если бы тогда, год назад – целый год! – его встретили на улице не ребята господина Орлова, а настоящие гопники. Вот точно так же положили бы его в коридоре с ножевым ранением или с проломленным черепом, и ждали бы – выживет или нет бедняга…

Можешь идти домой, крикнул ветер. Приди, прими душ. Смой с себя пороховую копоть, тебя могут завтра… уже сегодня потащить на допрос. Откуда ты взял раненого, не ты ли его подстрелил? Иди домой.

Только не забудь, что дома у тебя из еды осталось три сосиски. Ты ведь за хлебом вышел из дома. Но так и не дошел до магазина.

Сейчас зайди и купи. Тебе ведь нужно поесть. Правда, Сева?

Ты честно хотел спасти друга. Сделал все, что от тебя зависело. Но судьбу ведь не переломишь. Врач тебе достался гордый. Жадный, но гордый. Ведь поверил, что ты его убьешь… попытаешься убить, но оперировать без денег не будет. Не станет оперировать. Он уже иначе не может. Он уже не может бесплатно и без приказа.

Севка ударил кулаком по заледенелому стволу дерева.

Все. Злись или не злись, но… Теперь от тебя кое-как зависит только дальнейшая судьба Артема Сергеевича. А судьба Кости от тебя больше не зависит.

Севка вышел с территории больницы. Огляделся.

Фонари уже были выключены, автобусы не ходили. Иди домой, Сева, посоветовал ветер. Быстрым шагом часа за полтора дойдешь. Или даже быстрее, тут недалеко. И забудь. Забудь обо всем. Твои угрозы – глупость. Ты чудом вырвался из кровавой каши той войны, ты вернулся домой… Все – радуйся.

Сотни людей погибли у тебя на глазах. Сотни и сотни.

Когда бомбардировщики накрыли четыре эшелона на Узловой и стали с восторженным ревом их уничтожать, засыпать бомбами и расстреливать из пулеметов – гибли люди. Гибли бойцы и командиры. И ты мог погибнуть. И Костя.

Пули и осколки рвали тела людей, с которыми ты был знаком, с которыми ты всю ночь проговорил о приказе двести двадцать семь. Военврача третьего ранга, симпатичную Клавдию Степановну, за которой ухаживали все командиры, ночевавшие в здании вокзала, перерубило пулеметной очередью прямо перед тобой, даже брызги крови попали тебе в лицо.

Огонь, свинец, сталь, рев сирен на «юнкерсах», крики, грохот рушащихся стен и смерти-смерти-смерти вокруг тебя. А когда казалось, что уже страшнее ничего быть не может, на станцию ворвались немецкие танки.

Ты побежал прочь, Севка, даже не пытаясь защищаться. Ты бежал, не оглядываясь, не рассуждая, даже не думая сделать хоть что-то… И тебе было наплевать, бежал ли рядом с тобой Костя или он отстал и помогает раненому капитану-артиллеристу развернуть тридцатисемимиллиметровую зенитку… Или уже погиб. Или поднял руки перед танком – перед консервной банкой производства Чехословакии, украшенной немецкими крестами. Тебе ведь было все равно, Севка Залесский. Абсолютно все равно.