Артём Мичурин - Умри стоя! (Доблесть и честь)

«В случае чего…, - повторил про себя Глеб. — Был бы у них хоть один завалящий танк, и наша песня спета».

— Спокойно и уверенно, — будто прочитав его мысли, произнёс Грубер. — Не останавливаться. Идём, как к себе домой.

«Думаешь, они сдохнут от твоей наглости?»

— Пусть охереют от такой наглости.

Глеб нахмурился, припоминая, не озвучил ли свою мысль, случайно.

За поворотом стали видны сторожевые вышки с направленными на дорогу прожекторами. Как только отряд попал в световое пятно, искажённый громкоговорителем голос прокричал на чистом русском:

— Стой! Кто идёт?!

«Неужели сам Уваров стоит в наряде? — подумал Глеб»

— Я сказал — стой!!! Кто такие?!

— Спокойно и уверенно, — напомнил Грубер, продолжая шагать, как ни в чём ни бывало.

— Ещё шаг и будем стрелять!!!

— По моей команде.

— Вы что, блядь, оглохли?!

— Огонь.

«Фениксы» Палачей, проснувшись, выдохнули в морозный воздух четыре языка пламени. Первой жертвой пали прожектора. Со сторожевых вышек Лазо ударили два пулемёта, но быстро затихли, когда линии трассеров перерезали гнёзда. Внизу замелькали вспышки коротких очередей, служащих ориентирами для «Фениксов», безошибочно тушащих одну за другой. Броня Палачей расцвела снопами искр, с дороги поднялось множество снежных брызг, но огонь ополченцев ни на секунду не замедлил продвижение Скорого Суда.

Глеб шагал за спинами первой шеренги и лишь наблюдал, не желая бес толку тратить боеприпасы на неподходящей для «Малыша» дистанции, пока на баррикаде не возник едва уловимый в зелёном спектре ночного видения след гранатомётного выстрела. Система автозахвата немедленно поймала цель, и сноп картечи превратил смертоносный снаряд в облако дыма и снега в сорока метрах от отряда.

— Неплохо, — оценил Грубер, и добавил: — Очень неплохо, — когда выпущенная «Малышом» очередь уничтожила на подлёте термобарические заряд, ухнувший посреди дороги жёлто-красным огненным шаром. Со стоящих возле обочины елей сдуло снежные шапки, хвоя вспыхнула, словно порох.

— Система, отключить ЭнВэ, — скомандовал Глеб, получив засвет от разгорающегося пожара, разогнавшего предрассветный мрак.

Баррикада становилась всё ближе, а вспышки выстрелов на ней — всё реже. Последние тридцать метров отряд Палачей, не меняя формации, прошёл в полной тишине.

Подойдя к заваленному трупами укреплению, Грубер вырвал из земли арматуру, согнул её на манер скобы, поднял одного из мертвецов и пригвоздил его к воротам.

— Вроде неплохо вышло? — поинтересовался он мнением сослуживцев, полоснув прибитый труп ножом по животу, от чего кишки вывалились наружу и повисли розовато-серыми верёвками.

— Годится, — кивнул Палач с алым ястребом на броне, улыбнувшись.

— Вацлав, Стас, — позвал Грубер, — повести ещё двоих, для симметрии.

— Есть, — в один голос отозвались Палачи с медвежьей головой и белым деревом, тут же приступив к исполнению приказа.

— Карл, остаёшься охранять дорогу.

— Так точно, — процедил сквозь зубы явно не обрадованный таким распоряжением ястреб. — Всех подпускать, никого не упускать?

— Именно. Заскучаешь, укрась ворота. У тебя к этому талант. Всё, хорош, — переключился Грубер на Вацлава и Стаса, увлёкшихся освеживанием распятых покойников. — Идём в город.

Проходя через ворота, Глеб краем глаза заметил, что одно из «украшений» приколочено к табличке с названием населённого пункта, и лишь потом поймал себя на мысли, что без труда смог прочесть надпись «Лазо». Хотя курсы иностранных языков в программу обучения не входили. Считалось, что знание вражеского наречия не только бесполезно, но и вредно штурмовику. Штурмовик не разговаривает, штурмовик уничтожает. Но, если по какому-то нелепому стечению обстоятельств появилась такая необходимость, он — носитель «великого и могучего», принудительно и весьма успешно насаждённого по всей территории Союза — должен говорить с врагом только по-русски. Если враг не понимает — это проблемы врага. Полиглотство — удел задротов из разведки и контрразведки.

Городок имел всего две полноценные улицы, пересекающие его крестом. На этом перекрёстке, согласно загруженному в бортовой компьютер плану, находилось здание муниципалитета, к которому и направился отряд Палачей, как к наиболее вероятному месту дислокации объекта.

— Скучновато тут, — констатировал Грубер, пробежавшись взглядом по пустой тёмной улице. — Неплохо бы добавить огоньку.

— Так точно, — отозвались Вацлав и Стас, меняя немаркированные магазины подствольных гранатомётов на помеченные красным.

Подствольник Отто ухнул первым, посылая выстрел в окно ближайшего здания. Пробитое стекло вылетело наружу после раздавшегося хлопка и яркой вспышки. Из оконного проёма повалил дым, по дороге заплясали тени от стремительно разгорающегося внутри дома пламени. Подствольники Вацлава и Стаса подхватили начинание, в завидном темпе рассылая зажигательные гранаты всё новым и новым адресатам. Вскоре уже половина улицы была охвачена пожаром. Огонь жрал одно-двухэтажные бревенчатые, в большинстве своём, избы как сухую солому, выгоняя их перепуганных обитателей на мороз.

— Схема четыре, — приказал Грубер.

Оба Палача молча кивнули и, разойдясь в разные стороны, исчезли за пылающими домами.

— Что за схема? — спросил Глеб, не на шутку раздражённый таким наплевательским отношением. — Я должен догадаться?

— Просто будь рядом, — ответил Грубер, срезав короткой очередью выскочившую из огня женщину в ночной рубашке. — И не забывай стрелять.

Справа и слева, сквозь треск горящих брёвевен и крики охваченных паникой людей, раздался рокот переведённых в режим прицельного огня «Фениксов». Палачи били редко и точно, экономя патроны, зная, что работы предстоит ещё очень и очень много.

Пытающиеся спастись на задних дворах гражданские, попав под обстрел, бросились на улицу. И когда улица наполнилась мечущейся толпой…

— Чёрт, как же я это люблю, — криво улыбнулся Глебу Отто Грубер, переключая реостат «Феникса» на отметку «4000». Блок стволов, разогнанный электроприводом, засвистел, превратившись в сплошной сверкающей воронением цилиндр. — Обожаю, твою мать!

Непрерывная линия огня ударила в толпу и прошлась по ней слева направо, а потом обратно, оставляя за собой прошитые навылет, изорванные, истекающие кровью тела. Они падали, словно волосы под машинкой для стрижки. Абсолютно беззащитные, обречённые. Это не было похоже даже на казнь. Забой скота — вот, что это напоминало. Массовый и варварский. Мужчины, женщины, старики и дети ложились под карбид-вольфрамовым мечом Палача, не понимая, за что они умирают и в чём их вина.

Лежащий на гашетки палец Глеба медленно сполз с неё, держащая картечницу рука опустилась.