Феликс Разумовский - Ошибка «2012». Игра нипочём

– Ну все, Семён, меня не кантовать, – объявила Надежда Константиновна, как только за спинами у них щёлкнула квартирная дверь. – Пока токсины не вычищу…

Вяло сделала ручкой и как была, в кедах, куртке и при рюкзаке, скрылась за дверью спальни.

На плоскогорьях Аризоны уже много дней подряд дул горячий ветер. Он поднимал густую пыль, срывал с деревьев остатки жухлой листвы и прогонял далеко прочь облака. Пересыхали колодцы, горела на корню кукуруза, птицы не пели песен в ожидании беды. Одни змеи жарились на солнце, свивались в кольца и радовались жизни. Ну да что с них возьмёшь, с гадов ползучих…

Машина, в которой сломался кондиционер, по такой погоде превращается в камеру пыток. В железный ящик на солнцепёке, куда в фильме «Самоволка» злые военные пытались всунуть Ван Дамма. Пока зелёный «Форд-транзит» катился вперёд, в нём было ещё относительно терпимо. Но вот если, кроме кондюка, сдохнет что-то ещё и он остановится…

Вот тогда Панафидину со товарищи, сидевшим внутри, придётся несладко. Собственно, товарищей было немного. Старый знакомец Азиат и новая спутница, та самая, что блистала облегчённой моралью, силясь совратить Федота Евлампиевича на острове Свободы.

Вёл машину местный гражданин, нанятый по объявлению в Финиксе. Правду сказать, вёл безобразно. Лихачил, без конца прикладывался к бутылке с кукурузным пивом «тисвин», чихал на ограничения и плевал на разметку. Однако полицейские предпочитали отводить взгляды. Дело в том, что гражданин выглядел натуральным индейцем – то бишь коренным американцем, как теперь велено говорить. И не просто так коренным, а подчёркнуто приверженным историческим корням. С голым торсом, с пухом и пером на голове и в боевой раскраске. То есть попробуй-ка тронь. Остановишь за превышение скорости – а дело выльется в попрание гражданских прав. Глазом не успеешь моргнуть, как окажешься лично виновен во всех бедах многострадальных краснокожих племён, начиная с Колумба. Нет уж, на хрен, пусть себе едет…

У простреленного транспаранта, обозначавшего въезд в резервацию, абориген затормозил и остановился.

– Всё, прибыли, – сказал он, икнул и потеребил на шее ожерелье из волчьих клыков. – Наши люди дальше не ездят.

– Что значит, прибыли? – возмутился Панафидин. – И почему не ездят? Все ездят, а ваши не ездят?

– Эта земля чья? Хопи, грязных койотов, – принялся разъяснять коренной. – А наши люди кто? Чирикахуа, [96] гордые орлы. Они высоко парят в синем небе, а койоты ползают в грязи. Хау, я сказал.

– Может, правнук Джеронимо [97] всё же выручит бедную девушку? – пустила в ход свои чары Облегчёнка. – Неужели он не пожалеет её стройные ножки?

Кокетливо вытянутые ножки в самом деле оказались стройней не бывает, но шоферюга мыслил уж слишком прямолинейно.

– Бледнолицая скво может побыть здесь, пока её мужчины разговаривают с хопи. Мне как раз нужна младшая жена…

– Ну вот ещё, – надула губы Облегчёнка. – Замолчи, нехороший, а то познакомлю с моим старшим мужем…

– Ладно, – положил Азиат конец болтовне и протянул индейцу зелёные бумажки. – Здесь ровно половина, можешь не считать. Другую получишь, когда дождешься нас. Ну что, ясно? Или повторить?

– Я сам повторю, – ухмыльнулся апач, взял купюры и вытащил из-под сиденья новую бутыль.

Пассажиры выбрались вон, и им сразу показалось, что в машине царила ещё относительная прохлада. Снаружи была форменная духовка.

– И пыль эта чёртова на зубах… – поделился Панафидин. – Слова доброго не сказать.

– А ты и не говори, – посоветовал Азиат, вздохнул и глянул из-под ладоней в перспективу. – Да, парит, как бы не дождаться торнадо… Идёмте, господа, срежем путь через холм. Вперёд.

Вперёд – это по едва заметной тропинке, такой же раскалённой, как и всё остальное. Кругом – камни, кактусы, скалы, песок… и падальщики, кружащиеся в мареве небес. Ни дороги, ни цивилизации, ни воды. Только ветер, сушь, колючки да засевшие в засаде змеи. Впрочем, следы пребывания человека появились сразу за холмом. Справа открылось во всём своём унынии погибающее кукурузное поле. Потом обнаружилось и жильё – обшарпанный жилой прицеп-трейлер, явственно напоминавший гроб. Сходство усиливал цвет, угрюмо-синевато-бурый колер медленно гниющей древесины. Подходить, а тем более заходить в этот дом на колёсах ну совсем не тянуло. Зря ли киношники селят в подобных берлогах сумасшедших маньяков и спятивших ветеранов войны в Заливе, склонных в каждом встречном-поперечном видеть Саддама. Дыма без огня ведь не бывает…

– Уф, пришли, – начала поправлять волосы Облегчёнка.

Азиат приосанился, стал подтягивать живот, Панафидин же вздохнул и достал откуда-то папку, сразу сделавшись похожим на клерка. Судорожно пригладил волосы, глянул на часы, немного потоптался – и поскребся в дверь:

– Это номер шестьдесят девять? Сантехника вызывали?

Повисла недолгая пауза, ветер ухватил за шиворот бродягу перекати-поле и поволок прочь…

– Да, это номер шестьдесят девять, – с секундным промедлением отозвались из трейлера. – Только нам сантехник уже не нужен.

– Ну слава Богу, всё в порядке. – Панафидин оглянулся на своих, открыл дверь и вошёл внутрь. – Мир этому дому.

Странно, но внутри лачуга на колёсах выглядела дворцом. Столовая, кухня с газовой плитой и микроволновкой, спальни с широкими диванами, душ, туалет, отделка под дуб… а главное – работающий кондиционер. О, кондиционер!.. Благословенное изобретение, столь актуальное в прериях Аризоны…

– Привет, дорогие партнёры, следуйте сюда, – долетело из кухни. – И закройте дверь на замок. Поверните на два оборота. Против часовой.

В кухне за столом сидел… Гойко Митич [98] в роли благородного Чингачгука. Это если не смотреть на лицо. А если смотреть, то, поставь его рядом с оставшимся в «Форде» шофёром, за правнука Джеронимо сошёл бы именно он. Резкие, хищные черты, ум, змеиная хитрость, некая искорка свыше… и бездна обаяния, свойственного опасному зверю. Видимо, осознавая свою брутальность, хозяин трейлера всячески смягчал её – сидел в костюме-тройке, при галстуке и модной причёске. И всё равно, хоть ты тресни, напоминал жреца кровожадных майя, готового вырвать ещё одно сердце.

– Здравствуйте, уважаемый партнёр. – Визитеры вошли и устроились на прохладных диванах. – Всё как вы велели, дважды против часовой.

– Ну вот и хорошо, – одобрил Брутальный. – Не желаете с дорожки холодненького?

Открыв холодильник, он вытащил стеклянный куб, водрузил его на стол – и гости увидели гремучих змей. Не менее дюжины ядовитых, плотно свернувшихся рептилий. За тонким, запотевшим, почти неощутимым стеклом…