Денис Бурмистров - Аномалия

– Ты просто привык делить всех на своих и чужих, – тихо произнес Борхес. – Ты жить не умеешь без врагов.

Борхес подошел к носилкам, выжидающе посмотрел на Торпеду. Тот кивнул, и инсайдеры подняли брезент, вдели руки в петли, словно в лямки рюкзаков, Торпеда спереди, Борхес сзади. Солдат оказался в своеобразном гамаке, находящемся между двумя людьми.

– Привяжи его, – Борхес подал Виктору веревку. Куликов несколько раз обмотал тело с брезентом, стянув края. Получилось что-то вроде кокона. Остатки веревки Виктор положил на солдата. Поднял рюкзак Торпеды, закинул его горизонтально поверх своего. Торпеда посмотрел на часы, произнес:

– Кот, пойдешь первым, мы – в паре метров сзади. Двигайся в сторону кинотеатра «Восход». Помнишь такой?

– Помню, – Куликов кивнул. – Только ближе идти в сторону больничного комплекса.

Он вытащил карту, показал здоровяку. Торпеда утвердительно качнул головой, соглашаясь с ним.

– Хорошо, идем к больнице. Только через двадцать минут остановимся, сверимся с расчетами. Пошли, время.

Люди двигались вдоль дома, скрываясь в тени. Торпеда разглядел движущиеся фигуры еще издалека, дал команду остановиться. Инсайдеры опустили раненого солдата возле разбитого автобуса, приготовили оружие.

Виктор от досады покачал головой – драться не было ни сил, ни времени.

Когда до незнакомцев осталось метров сто, Торпеда выкинул на дорогу уже знакомый Виктору диск. Диск еще в полете начал мигать красным, словно самолетный маячок. Упав на асфальт, он откатился к бордюру, сигнализируя частыми вспышками.

Люди резко остановились, затаившись за цветочным ларьком. До слуха донесся возбужденный шепот.

Инсайдеры напряженно выжидали.

Наконец, один из пришлых вышел на середину дороги, подняв руки с оружием над головой. Со спины его подсвечивали два фонарика, четко вырисовывая силуэт.

Торпеда зажег свой нагрудный фонарь с красной лампочкой, вставая в полный рост. Махнул незнакомцам, приглашая подойти.

Группа инсайдеров оказалась одной из команд Пономаря. Одеты однообразно, в дорогой импортный камуфляж с желто-коричневыми разводами. На рукавах – нашивки в виде квадрата с черепом внутри. Обычно инсайдеры не любили как-то украшать свою форму, но, видимо, у Пономаря это считалась нормальным.

– Доброй ночи, – поприветствовал инсайдеров один из пономаревцев. – Я Кисель, остальные со мной.

– Ночи доброй, – откликнулся Торпеда. – Я – Торпеда, эти мои. Припозднились вы, ребята.

– Дела, – Кисель покосился на завернутое в брезент тело солдата. – Что с ним?

– «Гнус», около Ленина.

– А-а, хреново, – протянул Кисель. – Ваш?

– Срочник, – ответил Торпеда. – На наших глазах в аномалию влетел, пришлось вытаскивать.

Кисель понимающе кивнул, потом щелкнул пальцами, вспомнив нечто важное:

– Слушай, Седой же из вашей бригады, верно?

– Из нашей, – напрягся Торпеда. – Что с ним?

– Да нам сегодня днем сказали, что видели его с двумя другими инсайдерами в районе Черного Холма. А часа три назад оттуда Зов раздался.

В воздухе на мгновение повисла гнетущая тишина. Потом Борхес хрипло переспросил:

– Зов?

– Да. Мы без скафандров, нам через Холм было не пробиться. Туда «Псы» рванули, но тоже без «баклажанов».

Из-за специфического цвета «баклажанами» назывались скафандры защиты. Виктор ни разу их не видел, но наслышан был достаточно.

– Черт, – выругался Борхес, – Зуба убью, паскуду.

Торпеда мрачно поблагодарил пономаревцев за информацию, потом спросил:

– Вы не к Периметру, если не секрет?

Кисель бросил взгляд на лежащее тело солдата, отрицательно покачал головой:

– Увы, нет, не к Периметру. Ладно, мужики, бывайте. Нам бы поспешить нужно.

Пономаревцы поднялись. Быстро попрощались и ушли в темноту, продолжая путь.

Борхес зло ударил кулаком по стенке автобуса:

– Черт! Черт! – повернулся к Торпеде: – Седой же к Инкубатору пошел. С чего бы еще его нелегкая понесла через Холм? Ну, Зуб, ну гад! Мы-то как Зов пропустили?

– Мы как раз возле «Детского мира» крутились. Да и Зуб-то тут при чем? – осадил товарища Торпеда. – Он просто пленку принес, свою версию нам слил. Но голова на плечах должна же быть, тем более у Седого. Какого хрена он повелся на всю эту историю?

Борхес лишь отмахнулся, играя желваками.

– Зов – это что? – спросил Виктор.

Торпеда достал из кармана тонкую металлическую трубку, похожую на стержень от шариковой ручки:

– Если ее переломить, то раздастся очень, очень громкий вой. Такой громкий, что ты, скорее всего, оглохнешь. Зато тебя услышат все в радиусе нескольких километров. И если смогут, то помогут. Ибо Зов – это акт отчаяния, это значит, что тебе уже практически конец. Это как СОС на кораблях.

Торпеда убрал стержень, хлопнул посеревшего Борхеса по плечу. Сказал:

– Поступаем так. Сейчас в темпе двигаемся к Периметру, относим раненого, потом идем к Михалычу, берем «баклажаны» и к Холмам. Никто не против?

Против никто не был, хотя Виктор заметил, как Борхес кинул на него быстрый взгляд.

Они с Торпедой подняли солдата. Борхес закреплял ремни навешенных на него рюкзаков, проверяя карабины. Через минуту инсайдеры оставили гостеприимный автобус и поспешили в сторону больницы.

Торпеда двигал свою команду «волчьим скоком»: двести метров легкой трусцой, триста метров быстрым шагом, чтобы восстановить дыхание. Скорость получалась приличной, и таким образом команда могла покрыть довольно большое расстояние без особенной усталости.

Черный Холм пользовался у инсайдеров плохой репутацией. Он находился как раз на границе, за которой начинался эпицентр Медузы. С тех пор как произошла катастрофа, без спецсредств к нему соваться никто не решался. Ловушки там сходили с ума, воздух был пропитан ядом, и казалось, само пространство искривилось в болезненной судороге. Большинство легенд Медузы инсайдеры связывали с этим местом, таинственными Янтарными Полями, «квадратом А», если пользоваться терминологией институтских. Виктор лично ни с чем таким не сталкивался, но люди рассказывали, что те, кто были за Холмами, пусть даже и в скафандрах, менялись. Словно их подменяли. Словно возвращались уже не они.

Зато артефакты, добытые по ту сторону карьера, ценились безумно дорого.

Ухоженные улицы центра города медленно превращались в серые стрелы рабочих кварталов с разбитыми дорогами и блочными высотками. Здесь и в лучшие времена было грязно и запущено, а теперь и вовсе все заросло и осыпалось. Блеклые дома типовой застройки с третьесортной отделкой, маленькие дворы с неизменным мусорным контейнером чуть ли не в центре детской площадки, приземистые кубики гаражей с ржавыми воротами. Виктор не любил этот район, он всегда навевал тоску и уныние. А уж теперь от вида этой брошенной помойной ямы попросту хотелось выть.