Роман Глушков - Кровавые берега

Ответ от сеньора Риего-и-Ордаса пришел на следующий день в это же время и тем способом, каким предполагалось. Я ошибся лишь в двух вещах. Во-первых, дон не обернул записку вокруг камушка, а плотно свернул ее и поместил внутрь шарика из хлебной пасты. А тот был вывалян в пыли, отчего обрел неброский серый цвет. Гениально придумано! Теперь, даже если бы команданте промахнулся и не смог повторно забросить мне послание, оно осталось бы лежать возле казармы, ничем не отличаясь от обычного кусочка гравия. Ну а утром я непременно отыскал бы его, так как понял бы по стуку в стену, что пересылка не увенчалась успехом.

К счастью, все у дона получилось, и повторная попытка не потребовалась. Разве что мне пришлось потом ползать в темноте по полу, ища хлебный шарик и слушая брань ненароком потревоженных мной северян. Впрочем, узнав, что именно я ищу, они удивлялись – еще бы, ведь Проныре ответил сам команданте! – переставали браниться и с энтузиазмом подключались к поискам.

Через пять минут больше половины разбуженных гладиаторов ползало по казарме, то и дело стукаясь в потемках лбами и обзывая друг друга разными нехорошими словами. Естественно, что с такой прорвой помощников записка в итоге обнаружилась. Правда, упакована она была уже не в шарик, а в лепешечку, поскольку угодила отыскавшему ее северянину не под руку, а под коленку.

Прочесть послание мы смогли лишь на рассвете. Тогда же выяснилось, в чем еще я ошибся, пытаясь предугадать ход мысли команданте. Он действительно не пожалел оторвать от страницы одной из своих книг неисписанный фрагмент. Но вместо того, чтобы выдавить на нем буквы, которые я мог бы прочесть, глянув бумагу на просвет, сеньор Балтазар поступил иначе – использовал в качестве чернил собственную кровь.

Уколов ради меня палец, он не совершил что-то из ряда вон выходящее. Однако северяне, узнав об этом, пришли в еще большее восхищение и долго передавали записку из рук в руки, словно святыню, даже не читая ее. Я их прекрасно понимал. Для них и так казалось невероятным, что в одной тюрьме с ними сидит сам дон Риего-и-Ордас. А тут северянам вдобавок повезло дотронуться до капли крови, пролитой легендарным героем в честь какого-то там шкипера Проныры.

Строчки сеньора Балтазара были гораздо убористее моих, а лист, на который он их уместил – шире, чем раскатанная хлебная полоска. Поэтому и сведений на нем содержалось больше:

«Вл. обвинила меня в гибель Кав. Вл. уверена, что таб. не могли отпустить меня из плена живым. Раз отпустили, значит, я переметнулся к таб. А раз вернулся на Юг с вами, значит, мы с таб. замышляем убить Вл. и взять власть над озерами. Дабы убедить Вл. в обратном, я рассказал ей о вас всю правду. Не помогло. Вл. перестала мне доверять и обещала казнить меня еще позавчера. Догадываюсь, почему не казнила. Из-за Дарио. Прочее – на днях».

Через три часа после того, как я это прочел, мы, согласно расписанию тренировок, отправились на крышу. Проходя мимо камеры команданте, я вновь замедлил шаг и, когда тот на меня посмотрел, едва заметно ему кивнул. Дон ответил мне одними глазами: моргнул, придержав веки закрытыми чуть дольше обычного. Все было ясно без слов. Я дал понять, что прочел записку. Кабальеро подтвердил, что намерен ответить на остальные мои вопросы и, возможно, сделает это, как обещал. То есть либо нынешним вечером, либо завтрашним.

Сегодня не вышло. И завтра – тоже. Второй привет от сеньора Риего-и-Ордаса влетел к нам в казарму лишь спустя три дня. На сей раз послание отыскали без суеты, поскольку заинтригованные соратники бодрствовали у окошек вместе со мной. И каждому из них не терпелось лично изловить брошенный команданте хлебный шарик. Суровые воины вели себя сейчас будто дети, но я-то знал, что для них это вовсе не досужая забава. Насмехаясь над своими врагами и презирая их на словах, на самом деле северяне уважали тех противников, которые, подобно им, тоже придерживались принципов воинской чести. И дон Риего-и-Ордас по праву числился среди самых уважаемых врагов северян под номером один. Отчего и вызывал у них повышенное любопытство – редкую реакцию для людей, которых вообще мало что удивляло в этом мире.

«Почему Вл. отсрочила мою смерть и зачем ей Дарио, – сообщал команданте в своем очередном послании. На сей раз он исписал листок покрупнее – видимо, поднаторел в роли конспиратора и малость осмелел. – Вл. сейчас нет в столице, а без Вл. моя казнь не состоится. Вл. и ее армия уехали на восток за «черной грязью». Вместе с Дарио. Он нужен Вл., потому что много знает о «ч. г.». И знает, где вы ее прячете. Вл. планирует свою атаку на Всед. Не на Полярный Ст., а на Новое Жерло. Когда Всед. достроят Н. Ж., озера обмелеют еще больше, и Вл. придется переносить станции южнее, еще ближе ко льдам. Там плохо – слишком холодно. Вл. давно ищет способ уничтожить Н. Ж. Вы подсказали ей, как это сделать…»

В начертанных кровью скупых строках сеньора Балтазара таились ответы почти на все терзающие меня вопросы, а также масса пищи для размышлений. Не было резона подвергать сомнению слова команданте. Зачем ему, стоя одной ногой в могиле, мне лгать? Когда разгневанные королевы бросают в темницу своих опальных приближенных, у них практически нет шансов оттуда выйти. Потому что их теплое место тут же занимают другие любимчики, которые из кожи вон вылезут, чтобы госпожа побыстрее забыла своего прежнего героя. Так что если дона Риего-и-Ордаса вскорости не повесят, то непременно отравят или задушат подушкой ночью в постели. И догадки его также имели под собой почву. Он, как никто другой, знал Владычицу Льдов и, даже находясь за решеткой, мог с высокой вероятностью предсказать ее действия.

Новое Жерло… Я сроду о нем не слышал, зато имел представление, что такое Старое. Когда я был ребенком и отец только-только начал брать меня в рейсы, с Юга шли зловещие слухи о том, что на границе антарктических льдов в земле разверзлась дыра. Огромная и круглая – такая, будто Вседержители вдавили в землю Столп, а затем выдернули его. Причем его верхний слой иностали толщиной в несколько сот метров так и остался прилипшим к стенам ямы, став ее облицовкой.

Образовалась дыра тоже не в случайном месте. После того как в нее исполинскими водопадами хлынули талые воды, все пограничные озера высохли, и Владычице пришлось переносить свои станции южнее, в более холодный, но, к счастью, еще пригодный для жизни пояс.

Южане проморгали строительство Жерла – тогда еще единственного – по банальной причине. Прежде их разведывательные экспедиции не заглядывали в те края, являющиеся сплошными запутанными лабиринтами из тысяч озер и соединяющих их проток. Но как только причина резкого пересыхания главной сокровищницы Атлантики была найдена, ее хозяйка стала зорко следить не только за северными, но и за южными своими границами.