Антон Первушин - Отдел «Массаракш»

Барж в затоне скопилось видимо-невидимо. Ржавыми левиафанами лежали они в рыжей с прозеленью воде. С жалобным скрежетом терлись поношенными бортами, когда ветер с залива нагонял высокую волну. Днем над затоном стоял удушливый смрад, и лишь по ночам прохладный бриз с недалекого моря оттеснял облако вони и можно было вволю надышаться.

Баржа с партией делинквентов торчала в затоне третий день. Кто-то на берегу, в городишке, крыши которого с трудом можно было различить в знойном мареве, не торопился решить дальнейшую судьбу дэков. Самые отчаянные из уголовников рискнули отправиться в самоволку — воспользовались обстоятельствами, ведь охрана тоже одурела от духоты и вони. Перелезая с баржи на баржу, самовольщики добрались до берега и пропали. Думали, что навсегда. Увы!

На следующий вечер к барже подошел серо-зеленый патрульный гидроход Береговой охраны. Поглазеть на это чудо техники высыпали все. Посудина выглядела впечатляюще. Широкий корпус, окантованный резиновой «юбкой» воздушной подушки, пара винтов в кольцевых кожухах на корме, скошенная назад рубка, носовая скорострельная пушка и автоматический зенитный пулемет на поворотной консоли. Экипаж оказался судну под стать. Четверо плечистых морпехов помогли взойти на баржу невысокому подтянутому господину в щеголеватой офицерской форме без знаков различия, перебросили с гидрохода шесть дерюжных мешков и поднялись на борт сами. Коротко рявкнула сирена, всполошила реющих над затоном крысланов, и энергичный молодой голос, усиленный репродуктором, возвестил:

— Эй, на барже! Говорит командир патрульного гидрохода Береговой охраны лейтенант Фишту. Ставлю вас в известность, что на территории Особого Юго-Западного округа действуют законы военного времени. Поэтому, во избежание новых недоразумений, предлагаю впредь не покидать борт без разрешения коменданта спецлагеря номер десять восемьдесят один господина Туску! Слава Отечеству!

Под «юбкой» взбурлила вода, гидроход приподнялся, взревели воздушные винты. Окатив дэков вонючими брызгами, судно Береговой охраны очистило фарватер.

— Чего это нам притаранили братишки? — вопросил Рубанок. Он присел на корточки рядом с мешками, пощупал дерюгу. — Неужто, мясца свежего… — дэк вынул складной нож, вспорол мешковину. Из прорехи вывалилась грязная кисть с синей татуировкой в виде пронзенного кинжалом сердца на тыльной стороне. — Да это никак Колотый! — проговорил Рубанок. — Ай да братишки…

Дэки кинулись к остальным мешкам. Вскоре на палубе лежали трупы всех шестерых уголовников, ушедших намедни в самоволку. С перерезанными глотками.

— Чисто сработано, — оценил Фельдфебель. — Даже патронов тратить не стали.

Начальник охраны растолкал делинквентов, осмотрел трупы и жестом велел отправить их за борт, но никто не пошевелился. Все смотрели на вновь прибывшего коменданта. Господин Туску поморщил нос, откашлялся и произнес:

— Отныне, господа делинквенты, вы под моим началом. Поэтому впредь никаких самоволок, если не хотите подписать контракт с преисподней…

— Сколько можно, гражданин комендант?! — громко сказал Облом. — Мы тут скоро все и так передохнем, и без самоволок. Жара, гнус, вода тухлая, консервы просрочены, реактор фонит… А тут еще трупы выбрасывай в стоячую воду.

Дэки зароптали. Комендант сделал знак своим людям. В сгустившейся тишине, которую не нарушали даже возбужденные вопли крысланов, предвкушающих пиршество, отчетливо клацнули затворы.

— Молчать! — взревел корабельной сиреной комендант. — Пока вы под моим началом, будете пить и жрать, что я вам дам, и делать, что я скажу. Понятно?!

Он обвел тусклым, как ночное небо, взором вверенный ему контингент. Ропот стих.

— А ты, Облом, — добавил начальник охраны баржи, — за то, что без спросу раззявил пасть, будешь опять услаждать наш слух поэмами Сладкоголосого. Как там у него? Приди ко мне, мой голубочек, воткни в горшочек свой цветочек?

Дэки дружно заржали. Начальник, довольный произведенным эффектом, а пуще того, улыбкой на холеном лице коменданта, переждал смех и велел:

— Трупы убрать.

— Правильно, — подтвердил комендант. — И коль вы собираетесь устроить концерт, я со своей стороны ставлю ведро краснухи! Так сказать, на помин души всех, кто не достиг этих благословенных берегов, а равно и тех, кто без разрешения на них высадился.

Дэки одобрительно загудели.

— С вашего разрешения, господин комендант, — снова встрял начальник охраны, — я прикажу коку нажарить свежатины… Да не бледнейте, девочки, — добавил он, увидев, как вытянулись рожи некоторых дэков, — не будете вы жрать своих подельников. Пусть их крысланы жрут. Мои парни прошлой ночью выловили выдру-мутанта. Здоровенная тварь, мяса на всех хватит.

— Одобряю! — отозвался комендант. — Проводите меня, господин начальник охраны… ммм… в каюту.

— Вот сюда, пожалуйста! — Начальник охраны, широким жестом отворил дверь в кубрик, зыркнул на дэков и скомандовал: — Всё, разошлись!

Довольные исходом конфликта, дэки расползлись по углам. А самые услужливые подхватили тела мертвых товарищей и без лишних церемоний пошвыряли их за борт. Следом спикировали крысланы. Поднялся невообразимый гвалт. Твари, похожие на оперенных крокодилов, рвали мешки, клочья человеческой плоти и друг друга. К привычной вони добавился запах падали. Дэки и охранники спешно задымили цигарками. А шкипер самоходки врубил через громкоговоритель гимн Отечества, который в другое время никто и слушать бы не стал. Гвалт удалось заглушить, а вонь лишь слегка разнообразить. Но и то хлеб.

Птицелов и Облом ушли на корму, подальше от пиршества крысланов и патриотических воплей репродукторов. Забрались на бухту полусгнившего каната от плавучего якоря, закурили.

— Массаракш, — пробурчал Облом. — И чего я полез?! Нашел у кого справедливости добиваться…

— Ну так начальство же, — откликнулся Птицелов.

— Начальство… — хмыкнул его напарник. — Это Боос Хлыщ — начальство?!

— Какой такой хлыщ?

— А этот вот, который командует теперь, — горестно проговорил Облом. — Боос Туску по кличке Хлыщ. Столичная шпана, привлекался за изнасилование, но вовремя перешел на сторону мятежников. Потому до суда дело не дошло…

— Похоже, ты хорошо его знаешь…

— Еще бы… — пробормотал Облом. — Он у меня в приемной дневал и ночевал в ожидании приказа…

Птицелов воззрился на него, разинув рот.

— Чего уставился? — буркнул Облом. — Я в свое время был большим начальством… Думаешь, этот Хлыщ меня не узнал?

— Не знаю…

— А я уверен, что узнал, — сказал Облом. — А тут еще наш громила-начальник влез со своими стихами, будь они трижды не ладны…