Антон Первушин - Отдел «Массаракш»

Штатский на фоне господ офицеров выглядел бледной молью. Тощий, сутулый, прямые волосы — объемистой копной, видать, все времени не находил, чтоб в парикмахерскую наведаться. Острый нос, глубокие складки по обе стороны поджатой верхней губы. Портфельчик, пиджачок клетчатый, брючки наглаженные. Туфли блестят.

Один из офицеров поднял руку.

— Сударыни залетные, сюда! — проговорил он громко, с наигранной веселостью. — Сударь делинквент, туда! — указал на штатского, как показалось Птицелову, с очевидным пренебрежением.

Штатский шагнул вперед. Птицелов мельком взглянул на него и отвернулся. Взял Малву за плечи, посмотрел в ее бледно-голубые глаза. Сколько же раз он за прошедшие месяцы глядел в эти самые глаза…

— Ну что, мутоша… Будем прощаться? — прошептала Малва.

Птицелов кивнул. С Лией он попрощаться не успел, хотя сердце и чувствовало приближение чего-то неотвратимого…

Малва — не Лия, но от чего такая боль? Почему тогда стоит он на перекрестке чужих взглядов под раскаленной белизной неба, на берегу зеленого моря с черными мазутными пятнами — моря безграничной тоски, моря одиночества и неприкаянности — и не может отвести от нее глаз?..

— А сыночка я твоим именем назову, — всхлипнула Малва.

Ее слезы — еще один удар под дых.

Малва-Малва, думал он, рожденная на помойке дешевой проституткой от роты стройбата. Воровка и потаскуха… Все должно быть не так. Иначе. Не в другой, а в этой жизни…

Массаракш!

А сейчас она сменила комбинезон дэка и надела свое единственное платье. Было оно ей чуть-чуть мало, и ниток приличных не нашлось, чтобы зашить дыры на плечах, пришлось починить грубой нитью черного цвета…

В горле перехватило, и язык не слушался, но Птицелов сумел ответить:

— Не нужно. Назови его нормальным именем… зачем пацану-то страдать, ежели папка мутошей был?

— Ладно, как скажешь… — Малва уткнулась мокрым лицом в его горячую шею. — Вот и договорились, дорогой мой…

Птицелов взял ее за подбородок, повернул к себе и поцеловал в губы. В бледные губы женщины, больной болотной лихорадкой. Да не так, как целовал прежде, а по-настоящему поцеловал, с чувством. И на этот раз не ощутил ядовито-сладкого послевкусия, присущего Малве, а лишь соленую горечь слез…

В здании, куда привел его штатский, было тихо и вроде даже безлюдно. Едва слышно гудели кондиционеры, гораздо громче жужжала муха, силясь пролететь сквозь оконное стекло. И пахло в коридорах не очень хорошо — химией какой-то. Птицелов мгновенно насторожился.

Заметив, что его подопечный водит носом, штатский пояснил:

— Здесь красили недавно… Ну, ремонт. Понимаешь, дикарь? Ремонт!

Говорил он сквозь зубы, точно одолжение делал. Не понравились они друг другу с первого взгляда — мутант Птицелов и этот штатский по имени Васку Саад.

Что такое ремонт, Птицелов понимал. Но не доводилось ему обретаться в хоромах, где свежей краской пахнет, ведь жизнь прежняя, считай, на свалке прошла.

Васку толкнул дверь.

— Там душ, — он указал на загородку из матового стекла, — а здесь чистая одежда. — На столике у окна лежали пиджак, брюки, темная сорочка, проштампованное белье. На вешалке едва заметно покачивался от тока кондиционированного воздуха серо-зеленый плащ. — Приведи себя в порядок, а я подготовлю бумаги.

— Я ничего подписывать не буду! — с ходу предупредил Птицелов, припомнив наставления Облома.

— Подписывать? — удивился Васку. — Кому нужны твои крестики? Все министры в Столице!

Птицелов почесал голову, потом скинул дэковский комбез и нырнул в душевую.

Вода текла чуть теплая… но чистая! Такая вода в южных джунглях только сниться могла, а в поселке мутантов и подавно.

Он от души поплескался под тугими струями, отыскал полотенце. Вытерся, вышел из кабинки и примерил одежду.

Как будто на него шили! Наверное, в лагерной канцелярии сообщили его размеры. Трусы со штампом на заднице. На штампе — то самое проклятое «ДСИ»… Ладно. Вот носки — настоящие! Никем не ношенные! Не портянка какая-нибудь, а хэбэ! Так… Сорочка с маленькими пуговками. Брюки мягкие, ремень пластиковый, ботинки… Не говнодавы разношенные, а ботинки — обувь благонадежного гражданина. Массаракш! На комбез, небрежно сброшенный на скамью, и смотреть тошно!

Васку тоже был удовлетворен тем, насколько изменился подопечный дикарь. Он покивал, походил вокруг Птицелова, помог расправить рукава пиджака.

— Так. А теперь — к делу, — он достал из портфеля бланк, заполненный чьей-то размашистой рукой. — Вот приказ о твоем назначении на должность. Отныне ты являешься агентом сектора оперативного реагирования Отдела «М». Твой непосредственный начальник — господин Оллу Фешт. Поздравляю. Как делинквент и соискатель на получение гражданства, ты обязан подчиниться. Подписей не нужно. Пока что нет.

— Что будет с Малвой? — спросил Птицелов, ослабляя непривычно тугой воротничок. Пальцы у него были более привычны к секире, чем к пуговкам, поэтому нить лопнула, а пуговица зазвенела по кафельной облицовке пола.

Васку проводил пуговицу взглядом. А потом пожал плечами и скривил рот.

— Беременными особами мы не занимаемся. Спроси у сотрудников ДСИ, если они тебе встретятся.

Птицелов хмыкнул.

— А разве вы не одна шайка-лейка?

— ДСИ — ненасытное брюхо, а наш Отдел — желчный пузырь, который обеспечивает этому брюху регулярную изжогу.

— Ну хорошо, — Птицелов переступил с ноги на ногу. — А что мне нужно будет делать?

— В данный момент — слушать, смотреть и мотать на ус! Идем! — и он круто повернулся, пошел прочь из раздевалки: тощий, злобный, переполненный какой-то колючей энергией…

Двухминутная пробежка по безлюдным, вымытым до стерильной чистоты коридорам… Двустворчатая дверь отворяется с неуверенным скрипом… Темнота, мерцание мониторов, в несколько рядов закрепленных на стене…

— Наш мир жесток, — сказал Васку. — Кому, как ни тебе, мутант, знать это?

Словно раскаленными клещами рванули сердце…

Малва стояла под душем. Она расставила крепкие ноги и выгнула спину от удовольствия… Да, для дэка из южных джунглей такой душ — божественный источник. Фонтан молодости!

— Что… — хотел было задать вопрос Птицелов.

Но не успел. Все стало и так понятно.

Он увидел — через тот же самый монитор — как дверь в душевую распахнулась. В наполненную паром комнату вошел человек в накидке из черного материала. В руке он сжимал любимое орудие полицейских — резиновую дубинку.

Малва обернулась, в тот же миг дубинка взлетела.

Человек врезал Малве по лицу. Молча, без предупреждения, без всяких объяснений…

Женщина упала на колени. На залитом водой кафеле стали расползаться темные пятна.