Виктор Тюрин - Сэр Евгений

- Господа!! Я думал, что наша охота подошла к концу, но это не так!! Приглашаю затравить вас еще одного зверя!! Ату!! Ату их!!

Собаки, услышав команду, рыча, стали рваться со своих створок. Два собачника, в темно-коричневых кафтанах псарей, с трудом сдерживая их, бросали вопросительные взгляды на своих хозяев. У молодого дворянина при этих криках с губ медленно сползла улыбка, а вместо нее на лице проступило смятение. Он явно ничего не понимал. Зато другой дворянин с цепким взглядом, похоже, все понял с первого раза, но решил пока остаться в стороне. А Вернея, похоже, несло дальше, словно лошадь, закусившую удила. Привстав, он полуобернулся к телохранителям, ехавшим сзади, и скомандовал:

- Взять их!! Ату!!

- Ату их!! - тут же подхватили его крик полупьяные лизоблюды. - Ату!!

Солдаты нерешительно тронули лошадей, все еще не понимая, что это: пьяная шутка или действительно приказ к атаке, но все их сомнения разрешил один из них, телохранитель Вернея, сопровождавший его в той поездке. Он узнал меня с первой секунды и теперь ему, словно злобному псу, рвущемуся с поводка, не хватало только команды хозяина. Получив ее, он взревел, наподобие раненого быка, затем выхватил меч из ножен и послал лошадь вскачь. Остальные солдаты, подражая ему, выхватив мечи, помчались следом за ним, но только они пришпорили лошадей, как с лица Вернея начала сползать злобная ухмылка, затем я увидел, как округлились от испуга глаза молодого дворянина, и проступила растерянность на лицах солдат. Они все вдруг неожиданно увидели смерть, сидевшую в каждом из четырех арбалетных болтов, направленных на них. До этого момента все могли видеть только два, разряженных и висевших у лук седел, арбалета. Мой и Джеффри. Кто из них мог предположить, что у слуг этого дворянина окажется дорогое оружие, но что еще хуже: взведенное и готовое к бою.

- Стреляй!! - заорал я.

Арбалетные стрелы, с тяжелым гулом, ввинтились в воздух. Телохранитель Верлея умер первым, вылетев из седла, с болтом в глазнице, скакавший рядом с ним телохранитель обвис в седле со стрелой в груди. Мчавшийся следом за ними воин, получив болт в грудь, зашатался, затем выронил меч и стал слепо хвататься за гриву лошади, пытаясь удержаться на ней. Четвертая стрела ударила в лошадь. Конь истошно заржал, споткнулся, а затем рухнул на землю. Наемник, за секунду до того, как упал конь, успел высвободить ноги из стремян и выбросить свое тело из седла, но, к сожалению, упал неудачно, под копыта другой, набегавшей сзади лошади. Дикий вопль, полный животной боли, вырвавшийся из его груди, уже в следующую секунду оборвался, перейдя в булькающий хрип. Наперерез двум оставшимся солдатам бросились Джеффри и Ляо. Воздух тут же наполнился хриплыми криками, лязгом железа и звоном мечей. В этот самый момент двое из трех егерей, до этого только наблюдавшие за схваткой, сделали попытку выправить положение, схватившись за луки. Но только самый быстрый из них натянул тетиву, как получил в грудь арбалетный болт и с коротким стоном, упал лицом на лошадиную гриву. Второй 'зеленый камзол', решил не искушать судьбу и сразу опустил лук. Стрелком был Хью - арбалетчик, который своим мастерством только что подтвердил данную ему кличку. Он, как никто другой, сразу понял преимущество рычага для натяжения тетивы и за прошедшую неделю основательно набил руку в работе с 'козьей ножкой'.

Двое наемников, сообразив, что помощи ждать больше неоткуда, бросили мечи на землю и закричали:

- Сдаемся!

Я наблюдал на всей протяженности схватки с каким-то отстраненным интересом, словно та был своеобразной прелюдией перед финальной сценой спектакля, ради которой я здесь находился. Когда короткий бой закончился, наступил мой черед выйти на эту своеобразную сцену. Найдя взглядом глаза Вернея, который в этот момент, как завороженный, смотрел на агонию умирающего солдата, раздавленного лошадью. Из груди умирающего воина рвались булькающие хрипы, а тело мелко подергивалось, словно в такт бьющей из горла алой струи. В другое время я бы соответственно отнесся к этой отвратительной картине смерти, но не сейчас. Мне нужен был Уильям Верней. Не спуская с него глаз, я вытащил меч из ножен и тронул поводья. Конь шагом пошел вперед, осторожно обходя убитых и раненых. Неожиданно заржала испуганная лошадь, до этого косившая налившимся кровью глазом на свесившееся мертвое тело своего хозяина, а за ней следом жалобно заскулили собаки. Они больше не рвались с поводков, а жались к ногам псарей, которые выглядели не лучше своих животных, только что не выли от страха. Нервное ржанье лошади или скулеж псов словно разбудили Вернея, впавшего в прострацию. Увидев меня, медленно приближающегося к нему, его лицо приняло жалкое и растерянное выражение.

Какая-то часть меня, сейчас испытывала глумливое состояние от его беспомощности и страха, и все равно ей было этого мало, ей хотелось, чтобы тот боялся еще больше. Даже не больше, Уильям Верней должен был сейчас визжать от страха. Я смотрел на его все более бледневшее с каждой секундой лицо, наливаясь ненавистью и упиваясь чужим страхом. Ненависть была тяжелой, застилающая глаза багровым туманом, заставляющая забыть обо всем на свете, кроме жгучего и вместе с тем сладостного чувства мести. Когда она заполнила меня до краев, и я почувствовал, что рука моя не дрогнет, я тронул поводья, посылая лошадь вперед. Несколько мгновений Верней смотрел на обнаженный меч в моей руке, а затем, с искаженным от страха лицом, рванул поводья, разворачивая лошадь. Не успел его конь набрать скорость, как я его настиг. В этот самый миг ненависть смешалась с диким азартом и вылилась в торжествующем вопле, заставив Вернея повернуть ко мне голову. Его лицо представляло собой маску неприкрытого панического страха. Я был уже готов опустить меч на его голову, но чувство гадливости и брезгливости при виде этого патологического труса не дали мне просто так прирезать гнусную тварь и я воскликнул:

- Трус! Повернись ко мне лицом и сражайся, как мужчина! Умри человеком!

Вместо ответа тот заверещал тонким и противным голосом, словно испуганное животное, втянул голову в плечи и еще сильнее пришпорил коня.

- Так сдохни, грязная свинья!! - с этими словами я резко бросил руку вниз. Клинок разрубил богато отделанный золотым позументом берет Вернея, а за ним и череп. Визг обезумевшего от страха труса оборвался хрустом костей и коротким всхлипом. Не успело залитая кровью голова упасть на лошадиную гриву, как его тело, разом обмякнув, начало сползать, а потом, скользнув по лошадиному боку, рухнуло на траву. Остановившись у трупа, я с минуту смотрел на него, затем тронул поводья и завернул коня. Адреналин еще клубился у меня в крови, когда я подъехал к дворянам, спутникам Вернея, с окровавленным мечом в руках. Не знаю, что прочитал в моих глазах господин в темно-коричневом камзоле, но он предпочел не высказываться и промолчал, зато молодой повеса не замедлил высказать свое возмущение: