Владимир Березин - Группа Тревиля

Честный обыватель должен относиться к словам «многомерное пространство» уважительно, но помня, что с ним дела обстоят как всё в тех же шахматах, где фигура «конь» не обладает копытными свойствами. Эти многочисленные измерения далеки от нашей длины, ширины и высоты (даже вкупе с временем — а физики множат и множат количество этих измерений тысячами — насколько позволяет математический аппарат).

Со словом суперсимметрия всё проще. Оно означало то, что поведение некоторых частиц должно быть симметричным, но доказательную базу для этого могли дать только очень дорогие эксперименты на очень дорогих ускорителях (что с переменным успехом делается до сих пор).

Большой адронный коллайдер, кстати, часть этой системы исследований. А уж про этот коллайдер нечестные журналисты честному обывателю рассказали множество всякой ерунды.

Пятый шаг — это прикосновение к так называемой М-теории. Она появилась на руинах множества других идей в рамках теории суперструн.

Причём на каждой стадии продвижения вперёд наука напоминала спор в меняльной лавке — за снятие каких-то противоречий приходилось платить введением дополнительных элементов конструкции.

Всё это происходило на очень высоком математическом уровне, потому что чисто физического эксперимента никто произвести не мог, так как воображаемые струны были размера 10 -35метра, то есть у человечества нет приборов для непосредственного измерения таких объектов. Да и они оказались не какими-то одинаковыми струнами, а предметами совершенно разной конфигурации — например, дрожащими мембранами.

Шестой шаг для честного обывателя — это подведение итогов.

Итак, полвека современные физики совершенствовали теорию струн, и она за годы своего пути сильно изменилась.

М-теория обладает по крайней мере двумя печальными свойствами.

Во-первых, она очень сложна (не в том смысле, что непонятна честному обывателю, а в том, что её описывает очень сложная математика, которую приходится упрощать. Чтобы хоть как-то иметь с ней дело).

Во-вторых, её практически невозможно проверить — и хотя, когда физики просят денег на проекты типа Большого адронного коллайдера, они говорят, что тут-то мы и прорвёмся, но сами (получив или не получив деньги) признаются, что надежды на это мало.

Но это перевешивается надеждами на будущее М-теории — она уже избавила физику от многих противоречий и имеет шанс вырастить внутри себя Единую теорию поля и взаимодействий, помирить Теорию относительности с квантовой механикой и достичь гармоничной картины Мироздания.

И наконец, седьмой шаг, вернее оптимистическое завершение, похожее на день отдыха — воскресенье.

Что делать с современной физикой честному обывателю? Не пугаться и, насколько позволяет свободное время, изучать то, что сообщают физики.

Была такая история много лет назад: советский учёный Понтекорво (итальянец, эмигрировавший в СССР — не слишком редкое в те годы явление), гуляя в окрестностях Дубны, заблудился. Однако учёный встретил тракториста, который взялся подвезти Понтекорво в сторону дома. В пути они поддерживали разговор, и тракторист спросил, чем именно Понтекорво занимается.

Тот ответил предельно точно — «нейтринной физикой» (собственно, Понтекорво был одним из её создателей). Тракторист возразил:

— Вы иностранец, и не совсем точно употребляете некоторые слова. Вы же имеете в виду не нейтриную, а нейтронную физику!

Понтекорво, рассказывая об этой встрече, всегда приговаривал:

— Надеюсь, я доживу до времени, когда уже никто не будет путать нейтроны с нейтрино!

Физика стала куда сложнее, и путаница с нейтрино уже кажется нестрашной по сравнению с колеблющимися мембранами в глубинах микромира. Заблудившийся в чужих теориях обыватель может утешать себя тем, что следующим поколениям его проблемы будут казаться вовсе не такими сложными.

Селифанов опять достал свою цилиндрическую пачку денег и вытащил оттуда три купюры.

— А вот, кстати, о сворачивании пространства, — сказал Селифанов. — Типа, вопрос: откуда пошла традиция сворачивать некоторую сумму денег в цилиндрик, а не держать их в пачке? Только, если можно, по существу — я-то фильмы тоже глядел, сам сворачивал, миф о наименьшем объёме помню. Плавали, да.

— Чтоб хранить в пулеметных лентах, — сказал я.

— …Или в газырях, — вставил Мушкет.

— А может, это что-то из мира криминала? — сказал кто-то.

— Ясен пень, от бандитов.

— Я вот что считаю, — сказал Мушкет. — Это действительно от мафии. Я в какой-то книге читал, что так в тюрьмах и на пересылках прятали деньги во время шмона. Свернул, засунул эту трубочку в зад и дело с концом. Ведь не всегда заключённым в зад смотрят…

— Точно, от бандюганов. А сам цилиндрик «торпедой» называется. Только в оригинале она ещё полиэтиленом оборачивается.

Селифанов с Петрушиным уставились на свою премию. Мне показалось, что они смотрели на свёрнутые в трубочку деньги даже с некоторым испугом.

Один молодой сталкер с очевидно интеллектуальными претензиями бросил:

— Всё, что можно свернуть, то и сворачивают. Сворачивают всё — карты, чертежи и холсты. У нас просто нет этой традиции из-за того, что в СССР у гражданина денег и на пачку не набиралось. Ни на круглую упаковку не набиралось, ни на прямоугольную.

— Я видел в телевизоре передачу про деньги, — сказал Мушкет серьёзно. — Так вот, там выдвигалась версия, что у мафии было суеверие, что нельзя перегибать, то есть — травмировать купюры. Типа, чтобы бабло не кончилось, придумали такой наименее травматичный способ его хранения. То есть закатывают в цилиндр, чтобы деньги не обижались.

— Я вот этого не слышал, — сказал Селифанов. — Уж на что сталкеры суеверны, а такого у нас нет. Я-то верю, что обычай возник у бандитов в связи с определенными суевериями и символами, а потом ушёл в народ. Тем более, тут есть тонкость — во-первых, когда мы передавали так деньги, их очень неудобно было пересчитывать. Это их имманентное свойство. Ну, а на теле-то как раз лучше прятать, распределяя тонкие пачки.

— А может, потому что в таком виде пачка выглядит внушительнее? Ну там, ещё от форсу — мол, я денег не считаю, — сказал кто-то.

— Ещё дело в размерах. Видели новые евро? Это ж простыня какая-то! Все держат деньги на карточках, поэтому бумажные деньги стали сувенирами и теперь увеличились в размерах. Многие банкноты прошлого, да и нынешние напоминают гравюру, которой место в рамке на стене. Что их, вчетверо складывать? В свиток их, в свиток!

— А у меня бабушка в кровать деньги прятала, — вдруг вспомнил Петрушин. — В кровать, да.

— Точно, — подтвердил кто-то. — Деньги в ножки кроватей стальных прятали. Отвинчивали набалдашник, и — туда, в трубу.