Владимир Березин - Группа Тревиля

— Ну, да, шишечки такие были никелированные… И шарики.

— Но прятали-то куда угодно. Сворачивали в трубочку и обёртывали фольгой и впихивали в тюбик с зубной пастой. Ну, полупустой тюбик…

«Ишь, оживились, — подумал я. — Это вам не теорию струн обсуждать».

— Традиции-то этой три тысячи лет, — вновь вступил очкастый. — Свитки-то… Свиток так устроен, и он такой был, пока не надо было его тайно в автомобиле передавать. Эстетика такая.

— Если б тут была эстетика, то внушительнее было бы, если из денег выкладывали бы самолётики и фигурки животных — как в египетских отелях. Я вот в Египте был, так…

— Всё дело в том, что из-под резиночки купюры мохрятся и иногда вываливаются. Могут вообще веером растопыриться. Поэтому мы их скручиваем в рулон и поверх резиночкой. Чтоб не мохрились.

— Слышь, ты, эстет! В некие годы я, да и присутствующий тут Фимушка, имели дело с пачками разных размеров. Возили денежку так и этак, и в носках и под мышкой, и желание «чтобы не мохрилась» нас совершенно не посещало. Это всё странное желание «чем-то перевязать» — от фетишизма. От тех, значит, людей, что крупную сумму видят, только когда продают свою квартиру. Ты вот погляди — все сталкеры свои квартиры попродавали, кто в девяностые годы, кто потом. Зона нас не отпустит никогда.

Ах, зачем сказал это безвестный сталкер в очках. Есть ведь темы, о которых говорить не принято. Нельзя среди сталкеров говорить о доме, вернее, нельзя напоминать сталкеру о том, что дома у него нет. Потому что культ дома у сталкера, что работает в Зоне, важнее, чем даже культ ждущей его женщины.

Это очкастый сказал совсем напрасно. Известно, что все мужчины занимались когда-нибудь онанизмом, но говорить об этом в обществе нельзя. Все знают — но нельзя. И уж отменили слепоту у онанистов и выросшие на ладонях волосы — но всё равно нельзя.

Вот рассказать анекдот можно. Мушкет обычно рассказывает свой любимый анекдот про человека, который спрашивает своего друга:

— А тебя жена ловила в тот момент, когда ты занимался онанизмом в туалете?

— Да не-е-ет, — испуганно говорит приятель.

— И меня нет! Правда, классное место!

Так и здесь — сталкер человек очень обидчивый, он всегда романтик. Сам-то он всегда рассуждает. Что он изгой, рискует жизнью, что ходит по краю, а как скажет кто ему со стороны, что он неудачник-изгой, что ходит по краю, потому что сделал неудачный выбор, что рискует жизнью, потому что рисковать ему больше нечем, что ничего он больше не умеет… Если всё это сказать, так начнётся нормальная драка, хорошо если ещё без стрельбы.

Но эту ужасную паузу прервал крик Мушкета.

Мушкет был всё-таки хоть романтик, пьяница и бабник, но понимал, как и куда идёт разговор.

Он всё это время смотрел в большой монитор, на котором посетители обычно смотрели футбольные матчи, и где теперь показывали новости с приглушённым звуком.

— Ух ты! Опять! Знаете, братья, весь телевизор набит инженером из Урюпинска — это как раз к нашему разговору о современной физике. Вот показывают, как он приклеил к гостиничной стене чуть выше фикуса два плаката, и теперь хвастает, что ему удалось доказать теорему Ферма… [23] Великая теорема Ферма — самая известная теорема математики. Её условие очень просто: «Для любого натурального числа n > 2 уравнение а n + b n = с n не имеет натуральных решений a, b и с». После трёхсотлетних поисков доказательства эта теорема доказана в 1995 году англо-американским математиком Уайлсом. Эндрю Уайлс оказался шарлатаном! Гипотеза Таниямы-Шимуры — на мыло! Вот истинная правда — всё возникает в русской глубинке. Теперь стало понятно, что великие тайны прошлого повсюду. Ключ к доказательству оказался скрыт между строк в романе Дэна Брауна «Код да Винчи». Если кому интересно — в сцене на могиле Ньютона.

— Да. Инженер упорно называет француза Ферм а — Ф е рмой.

— Наверное, косит под мужичка из глубинки.

— Ну, только довольно напористого.

— Да что там ваш Ферма, а вот про Пушкина тоже самое читал — бог и пророк, от него чёрт отступился, а вы тут про теорию суперструн нам парите, — вступился кто-то из задних рядов.

— Пушкин — точно гений, без базара, — поддержали его.

— Вы всей правды не знаете, — важно сказал Мушкет, — а я этим занимался. У этих любителей Пушкина есть своё братство, довольно сплочённое, с несколькими пророками. Дошло дело до того, что батюшки на них начали покрикивать, чтобы те не разводили уж совсем откровенного сектантства и мистики.

— Офигеть.

— Это что, раньше у них денег не было, а как завелись, так они тут же начали издавать подмётные письма и прельстительные брошюры. В частности про то, что Пушкин, как Настрадал Предсказамус, в «Евгении Онегине» зашифровал всё, что будет. Но главная тайна всё равно ещё не прочитана, потому поля слишком узкие, чтобы… А они — суперструны, понимаешь. Пушкин и зомби. Картина маслом «Пушкин побеждает кровососа».

— Мы-то отвлеклись, — всё-таки прервал этот поток пушкинистики Мушкет. — А ведь говорили о важном. Вот тут я битый час рассказывал о теории струн, и непонятно, удачно ли рассказал. Вот с теоремой Ферма всё забавнее, ведь вопрос — понятно ли доказательство Уайлса?

— Вы это серьезно? — возмутился Базэн.

— Ну ладно: можно ли его понять?

— Я лично — нет, и не пытался, — сказал Базэн. — Это не совсем моя область математики, я-то занимаюсь куда более интересными вещами. Теорему-то все знают, а вот доказательство не из моей области, а из смежной: там слишком много модулярных форм, а я их совсем не знаю. Но прорва народу из моих коллег понимает. Я думаю, что число математиков, полностью разобравшихся в доказательстве примерно сто человек. Это — большое число. Да и популярных книг много вышло…

— Как бы популярных, — вставил Мушкет.

— Не важно, сейчас это вообще пройденный этап. Есть немало работ, основанных на тех же идеях и идущих гораздо дальше. Но, коллеги, если бы работы Уайлса никто не понял, то много бы что не возникло: работы Дармона и Мереля, модулярный метод Беннета-Скиннера-Сиксека… не говоря уже о великой работе Брёйя-Даймонда-Тэйлора, которые доказали модулярность всех эллиптических кривых, а не только полустабильных, как Уайлс. Я имею в виду именно две работы Уайлса, в которых доказывается модулярность полустабильных эллиптических кривых.

— Вы знаете, — сказал я, — я сейчас вмешаюсь в ваш спор, потому что, во-первых, мне он кажется немного бессмысленным, и, во-вторых, мне самому интересно несколько другое, а каждый тут за себя.

Мы только что разогнали учёными словами всех сталкеров, но при этом заговорили о том, зачем мы тут сидим. Чем мы отличаемся от грязных и немытых вольных сталкеров? Тем, что нам платят на карточку белыми и у нас есть легальный, а не теневой пенсионный фонд? И чем мы отличаемся от перекупщиков хабара? Какой смысл нашей работы на Зоне, и понимает ли её кто.