Виталий Абоян - Ипостась

Оргазм накрыл Шанкара внезапно, словно стометровая волна, как та, которая, говорят, почти стерла с лица земли город богини – Калигату, больше известный, как Анклав Калькутта. Авани закричала, тоже попав под волну наслаждения Шанкара.

Десай улыбался: он смог изменить мир, у него получилось передать свои чувства Авани. Или этот мир не тот, в котором он убил джемадара и весь свой клан? Вполне может быть. Это уже не имело значения, потому что прямо перед ним открылась быстро надвигающаяся черная дыра, разорвавшая сознание Шанкара на мириады кусков.

Сейчас первой на очереди стояла задача найти и спросить. Не просто спросить, а настойчиво. Есть такие методы, когда при всем желании невозможно не ответить. Их придется применить. Но восемнадцатая надеялась, что подобных разговоров удастся избежать – в конце концов, они все люди мирные и не хотят ссориться.

Городок Нонгуин оказался почти такой же деревней, как та, что уничтожили бойцы «номерного» отряда, только раз в пять больше. Те же непроходимые джунгли, вырубленные в центре городка, но упорно продолжающие наползать на человеческие поселения. Зачем эти люди здесь живут?

Восемнадцатая смотрела на покосившиеся домишки, преимущественно построенные из древесины и бамбука, сквозь богатые щелями стены которых зачастую можно было разглядеть, что происходило внутри. Она снова и снова задавала себе вопрос: зачем они живут в этой глуши? И каждый раз ответ приходил сам собой откуда-то из глубины сознания, из личного, потаенного уголка – затем же, зачем здесь и она. Им некуда идти.

Но у жителей Нонгуина есть одно преимущество перед восемнадцатой: здесь их дом. А у нее... Был ли у нее вообще дом? Трудно сказать.

Она остановилась в какой-то развалюхе, считавшейся в этих краях рестораном. На самом деле заведение не тянуло даже на заштатную забегаловку. Однако неизвестно, когда еще представится случай поесть горячую еду в спокойной обстановке. Нехитрую, но натуральную пищу. В Европейском Исламском Союзе, да и в Анклавах о натуральной еде за такие деньги даже мечтать смешно. А здесь – пожалуйста. Если не вспоминать о рванувшей два года назад атомной станции в сотне километров к северу, то можно считать, что сегодняшний обед выдался эксклюзивным.

Она жевала какую-то зелень, сдобренную горстью перца и других неизвестных ей специй, и думала. Она вспоминала, с чего началось то, что привело ее сюда, в юго-восточную глушь, где приходится палочками отгребать от салата поджаренных насекомых, поскольку от того, что привыкли есть эти узкоглазые, ее просто воротит.

Родилась в Амстердаме, потом, выбившись из-под родительской опеки, она перебралась в Анклав Марсель. Родителям было все равно, они не обращали особого внимания на дочь. С тех пор юная девушка с красивыми светлыми волосами и безупречной фигурой стала гражданкой Анклавов.

Беззаботная жизнь длилась недолго. Она работала официанткой в ресторанчике у моря. Платили безбожно мало, но девушка не оставляла надежды на лучшую жизнь и верила, что с ее данными она достойна и может добиться чего-то большего. Она не ошиблась.

Ошибка состояла в другом: ее планы не совсем совпадали с планами Али Бен Камаля, который держал целую сеть борделей в портовом районе Марселя. Братва из группировки Камаля давно присматривалась к смазливой метелке, несколько раз к ней подкатывали с предложениями поработать в одном из «развлекательных центров», находящихся под крылом Али Бен Камаля. Она, разумеется, отвечала отказом.

Умные люди... собственно, в той среде, куда попала восемнадцатая после того, как прибыла на очередной «суперсобаке» в Марсельский транспортный узел, умных отродясь не водилось. Но мудрые и опытные старожилы портового района попадались. Так вот, эти самые жители Анклава неоднократно намекали девушке, что долго играть с людьми Камаля не стоит. Али не из тех, кто понимает слово «нет».

Восемнадцатая...

Женщина вздохнула. Во рту пекло от специй, которых, казалось, в салате больше, чем зелени. Она поднесла ко рту глиняную чашку, наполненную не то отваром, те то соком. Какая разница – чего? Все равно после салата язык никакого вкуса не ощущал. Ей приходилось есть такое, что меню этой забегаловки в забытом всеми богами Нонгуине вполне можно считать райской пищей.

Там, в Марселе, она была семнадцатой. Иногда ее называли Титу – клиентам хотелось как-то называть симпатичную метелку, так почему бы не Титу? Какая разница, как называть то, что продавалось за деньги?

В борделе, куда привели ее отморозки Бен Камаля, существовал каталог шлюх. Чтобы клиентам было удобней выбирать. А для удобства всем шлюхам присваивались номера. Ей достался семнадцатый. Вообще-то, в заведении, названия которого она уже не помнила,

... все ты помнишь, просто тебе хочется верить, что ничего этого не было...

шлюх было гораздо больше семнадцати. Просто случилось так, что именно это место накануне как раз освободилось. Куда делась предшественница, вновь прибывшая пленница не знала. И не хотела интересоваться – было страшно.

Она выдержала три месяца. Ложась под потных арабов из Африки и немытых негров с Карибов, под местных работяг, скопивших за пару месяцев жалкие гроши на красивую шлюху, и заезжих командировочных, которых в портовых офисах было с избытком. Она извивалась и кричала в объятиях клиентов, но ничего не чувствовала, кроме омерзения и ужасного желания прекратить все это. Ее поведение в постели не было заранее запланированной актерской игрой – все получалось как-то само собой. Она лишь хотела, чтобы ее оставили в покое. Только мнения шлюх здесь никто не спрашивал – она стала собственностью банды Бен Камаля, и с ней обращались, как с вещью.

Правда, платили неплохо, денег стало в несколько раз больше, чем во времена, когда она работала официанткой. Но она так и не потратила из причитавшейся ей суммы ни одного евродина – было противно даже подумать, что эту грязь можно как-то использовать. Благо в борделе кормили бесплатно.

Семнадцатая пользовалась популярностью, поэтому к ней захаживали и «бесплатные» клиенты – отморозки Али. Один из них допустил оплошность. Непростительную ошибку. Расслабившись в объятиях симпатичной куколки, воркующей в его грубых лапах, он отлучился в отхожее место, оставив свои вещи там, где бросил, когда нетерпеливо раздевался, пожирая глазами извивающуюся на кровати обнаженную Титу. Она ждала его, желала почувствовать его упругий член. Так он думал.

Среди вороха одежды лежал полностью заряженный «дыродел» и несколько обойм к нему. Дома в Амстердаме та, которую хозяин «дыродела» называл Титу, много раз бывала в тире. Ей нравилось стрелять. И это у нее хорошо получалось.