Сергей Ким - Без объявления войны

– Но… но ведь это же одно из самых тяжких преступлений – идти против изначального замысла Творца! – совершенно натуральным образом растерялся епископ.

– Спокойно, спокойно, отче, – остановил его Аристарх. – Мы не делали ничего запредельного – немного ускорили реакцию, регенерацию, органы чувств – так, по мелочам…

– И много вас… таких? – с усилием произнес Петр. Было видно, что ему противна даже сама мысль о внесении изменений в человеческий организм.

– Не слишком, – ответил генерал. – Может быть, несколько сотен, не больше. К тому же теперь мы не слишком отличаемся от простых людей. Со старостью мы так ничего и не смогли поделать, – Морозов грустно усмехнулся. – Поэтому сейчас я просто на уровне сил тридцатипятилетнего мужчины, ну, может быть, немного сверх того.

Воцарилось неловкое молчание.

Аристарх просто сидел, опираясь руками на стол, Петр все пытался успокоиться, Осип молча переваривал сказанное.

Первым решился нарушить тишину все же епископ:

– Ладно уж, Господь нам всем судья. Давайте лучше думать о насущных проблемах. У нас же есть пленный, так почему бы нам его не допросить?

Предложение Петра внесло определенное оживление в ряды важных лиц.

– Не лучше ли будет доставить в Южный? Пускай его допросит капитан Сотников – думаю, тайнознатец сделает это гораздо качественнее, у него-то есть такой опыт, – высказал свои мысли Осип.

– У нас нет гарантии, что по дороге сей субчик не выкинет какой-нибудь фокус наподобие побега или самоубийства.

– Значит, решено, – подытожил епископ. – Будем его допрашивать.

Приказ генерала Морозова был исполнен незамедлительно – двое дюжих бойцов буквально приволокли изрядно помятого пленника. Осип поразился, насколько изменился сейчас начлагеря – взгляд его буквально сочился ледяным презрением, а лицо было искажено гримасой боли. В лагерном медпункте удалось найти только полевой набор лечебных эликсиров, позволявших хорошо заживлять мягкие ткани, но никак не кости, так что на сломанную руку ему просто наложили лубок и накрепко примотали к туловищу. Непострадавшую руку и ноги тоже от греха подальше связали, а в рот засунули кляп – мало ли что этот тип мог учудить, вдруг хватило бы решимости откусить себе язык или разгрызть вены.

Захваченного диверсанта без особых любезностей усадили на крепкий деревянный стул, затем конвойные вытащили у него изо рта кляп и на всякий случай остались стоять рядом.

– Ну что, Василий, – Аристарх мрачно уставился на пленного. – Отвечай, когда и кем ты был завербован, какое диверсионное задание имел?

Бывший начлагеря лишь криво усмехнулся в ответ.

– Ишь ты, больно гордый, что ли? Или храбрый? Ну да ничего, у нас ты, голубчик, живо заговоришь… – Аристарх тоже усмехнулся, немного подумал и обратился к одному из конвойных: – Боец, раздобудь и принеси-ка сюда жаровню и медпакет.

– Есть, ваше высокпревосходство! – рявкнул солдат и быстро вышел за дверь.

Морозов повернулся к пленнику:

– Ты не думай, Василий, умереть тебе я не дам. Наоборот, ты будешь жить, быть может, уже не так комфортно, как прежде, но…

– А ты меня не пугай, зэг, – хриплым голосом прервал его Симонов. – Я еще и не такого навидался.

Глаза генерала нехорошо сузились.

Тут в дом вошел посланный за необходимым снаряжением конвойный. В руках он нес небольшую жаровню, а на плече у него висела зеленая сумка – индивидуальный медицинский пакет, содержащий бинт, пропитанный заживляющим составом, и несколько самых необходимых эликсиров для наружного и внутреннего применения.

– Ваше преосвященство, сударь Шеин, – спокойным голосом проговорил Аристарх. – Я думаю, вам стоит покинуть сию скромную обитель примерно на час.

Петр первым поднялся со стула и направился к выходу:

– Пойдемте, Осип. Это зрелище не для нас.

Бургомистр вместе с епископом уже почти час сидели около костра, разведенного солдатами около дома, где разместились посланники. Охрана после нападения была значительно усилена – изрядно вымотавшееся за день отделение приданных Петру и Осипу солдат решили не поднимать, поэтому ограничились только зэгами. Зато их теперь было не четверо, а два десятка.

Спать Шеину и епископу не хотелось совершенно, хотя и надо было – завтра предстоял трудный день. Тем не менее они просто сидели у костра, слушали, что говорили солдаты, и смотрели на ночное небо. Нынешний июнь выдался на Монероне немного прохладный, но температура даже ночью не опускалась ниже пятнадцати градусов – в общем, было довольно тепло.

Бургомистр просто сидел и смотрел на звезды, узнавая с детства знакомые очертания созвездий.

«Странник, Дракон, Северный Крест, Голова Орка… Господь превеликий, сколько ж я не смотрел на звезды? Не помню… Наверное, очень долго. Кажется, с тех самых пор, когда я был безусым юнцом и даже не думал ни о поступлении в училище, ни о собственном деле…

Когда я еще умел по-настоящему любить и ценить жизнь.

А теперь… теперь я просто цепляюсь за нее, хотя зачем? На кой ляд? Я прожил неплохую жизнь, у меня есть и дети, и внуки… Но все равно, стоило осознать, что смерть прошла рядом со мной, что еще немного – и я бы навсегда распрощался с миром…

Проклятие, я ведь до дрожи боюсь умереть, но не верю в речи священников о загробной жизни. В Бога верю, а в Ад и Рай – нет. Я знаю, что там меня ждет лишь только пустота… Пустота и, надеюсь, покой…

И все равно я хочу остаться здесь подольше.

Сегодня совершенно незнакомый мне человек отдал жизнь, чтобы жил я. Он был здоровым мужчиной, он бы нашел свое место и на войне, и в мирной жизни, а я… я… я просто старый трусливый старик…

Почему, вот почему все эти люди находят свое счастье в войне, в этом самом богопротивном занятии, которое только измыслило человечество? Убийство другого разумного, будь то человек или дракон, неважно – не это ли самое мерзкое занятие?

Узаконенные убийцы, вот кто они все по своей сути.

Но они относятся к этому, словно к простой работе – и если у кого-то имеется другое мнение на этот счет, то ему никогда не стать по-настоящему хорошим солдатом.

А с другой стороны, ведь их ремесло ничуть не хуже любого другого. Вот сейчас, например, началась война – на нас напали, и вот эти люди, которых упекла на рудники родная страна, без разговоров и пререканий готовы ее защищать. Как я услышал, что говорил один солдат: «Да пущай хоть опосля войны меня обратно загонят на рудник, главное – победить. А моя судьба пущай никого не волнует».

Главное – победить, а уж моя судьба…

Нет, не понимаю я таких людей. Ставить свою родную страну выше своей собственной жизни – я, наверное, так бы не смог. Все же жизнь у меня одна, а страна… нет, ну что страна? Мало других людей, что ли?..»