Array Коллектив авторов - Русские против пришельцев. Земля горит под ногами! (сборник)

К чему это он клонит, подумал я.

Он вдруг поднял на меня прозрачные глаза и спросил:

– Зверев, ты ведь комсомолец?

– Так точно! – выпалил я, делая серьезное лицо.

Хват снова затянулся сигарой, прорычал что-то себе под нос.

– Я вот понять хочу, – ворчал он. – Зачем ты на сверхсрок пошел, а? Вроде парень с головой, в институте даже поучился. И семья хорошая. Чего не уехал домой…

Я молчал, ожидая продолжения. Переходил бы к делу уже, чего рассусоливает?

– Зачем тебе это, а? – спросил он.

– Просто мне нравится Америка, товарищ полковник, – сказал я и бесстыже улыбнулся.

Он хмуро поглядел на меня, крякнул.

– Шутник. – Он пожевал сигару, пролистал несколько страниц. – Ладно…

В дверь постучали.

– Да! – гаркнул Хват.

– Здравия желаю.

– Заходи, Пал Петрович.

Вошел своей мягкой кошачьей походкой замполит Дерюгин. Подошел к Хвату, поздоровался с ним за руку, привычно покосился на Бонапарта на стене, поджал губу. Конечно, у самого в кабинете генсек висит, как полагается.

Дерюгин прожег меня взглядом, ноздри на тонком носу задвигались. Он, конечно же, учуял, но сейчас ему было не до нотаций о недостойном поведении. Он сел с краю стола.

Помолчали.

Полковник перевел взгляд на замполита.

– До меня дошли слухи, – начал Дерюгин, – что некоторые бойцы нашей части в увольнительных в город посещают вертепы морального разложения, показывают образцы скотского поведения и, как последние сволочи, подрывают моральный облик советского солдата.

– Пал Петрович! – сказал я, глядя ему в глаза. – Ведь мы обсуждали уже это, давайте сразу к делу.

Дерюгин аж посинел. Хват довольно крякнул.

– Наглец ты, Зверев, – сказал он с отеческой гордостью. – Не видел бы тебя в рейдах, вот лично этими самыми руками…

Он потряс над столом кулачищами. При взгляде на них было ясно – да, вот этими самыми руками – вполне мог бы. Но он видел меня в рейдах.

– Короче, давай, Пал Петрович, излагай, – сказал Хват. – Это наш парень, с ним можно без церемоний.

Замполит обменялся с Хватом взглядами. Затем вытащил из планшета карту и развернул передо мной. Задушевно посмотрел мне в глаза.

– Ты у нас специалист по городской топографии, – он показал карандашом. – Этот район хорошо знаешь?

Я глянул.

– У-у-у, там у них самая клоака, – сказал я. – Северо-Запад, Викториа-Даунтаун. Я туда без роты автоматчиков по своей воле соваться бы не стал, к девочкам в увал бегать. Видали мы тамошних девочек, как же… А что?

– Эх, – покривился Дерюгин. – Сам бы лучше… Чем тебя, дурака молодого…

– Да брось ты, Пал Петрович, – вмешался Хват. – Сам знаешь, нельзя нам самим. Ты расскажи лучше бойцу подробнее.

– То, что я тебе сейчас скажу, – продолжал Дерюгин, – государственная тайна, понял?

Я кивнул.

– Из госпиталя, расположенного в пределах «Красной линии», сбежал боец. Нервный срыв или черт его знает что. Вернулся из рейда, слег. А намедни рванул куда глаза глядят. На границе вот этого сектора, – острие карандаша сделало круг над Викториа-Даунтаун, – его задержал патруль. Он оказал сопротивление и скрылся. У нас двое раненых и сутки, чтобы разрулить все самим, пока не подключилась контрразведка.

– Хотите, чтобы я нашел его? – спросил я.

– Справишься? – спросил Дерюгин. – Туда и обратно, без геройства. Знаем же, что у тебя связи в городе есть, крутишься там, все притоны облазил… Если не найдешь – сразу обратно с докладом.

– А если найдешь – орден тебе, – вставил Хват.

«Посмертно» – чуть не вырвалось у меня. Но я вовремя прикусил язык.

– И поосторожнее, операция очень деликатная, – сказал Дерюгин ласково. – Ты ведь знаешь, Зверев, как нас называют? Знаешь, кто мы?

– Так точно! – радостно отозвался я. – Рейнджеры Язова!

Дерюгин аж позеленел.

– Да он же пьяный, – прошипел он, обращаясь к Хвату. – Да как ему поручать?! Я его щаз к приятелю отправлю в два счета, под арест, а потом…

– Брось ты, – махнул рукой Хват. Потер переносицу, посмотрел на меня: – Мы, Зверев, никакие не рейнджеры. Не повторяй глупостей. Эти твои рейнджеры обосрались в восемьдесят девятом по полной программе, когда Ульи на Америку шмякнулись. И тебе ли этого не знать, парень, стыдно! А мы – Силы Урегулирования стран – участниц Варшавского Договора. И наша задача здесь – сохранять порядок. Потому что противостоят нам теперь не империалистические агрессоры, а гребаные пришельцы, мать их за ногу… Так что, орел, справишься?!

Пользуясь тем, что эти двое смотрят на меня, как на полковое знамя, я решил задать лишний вопрос.

– А почему такая секретность, товарищ полковник? – спросил я и тут же пожалел.

Лица у обоих побагровели.

– Есть подозрения, – очень мягко и тихо сказал Дерюгин, – что дезертир является «Вэ-носителем»…

Я машинально впился ногтями в ладонь.

– Если нужно, – сказал Хват громко, – возьми с собой двух-трех людей, кого понадежней, из своих. Для страховки.

Я кивнул.

– Шмакова, – сказал я.

Замполит прищурился.

– Шмаков под арестом, – сказал он и повернулся к Хвату, ища поддержки.

Полковник заиграл бровями.

– Шмаков твой – индюк безмозглый. – Хват покатал сигару между пальцев. – А, к черту! Забирай.

Замполит поджал губы, но промолчал.

– Второго найду к вечеру, – пообещал я. – Разрешите идти?

– Иди, – махнул рукой Хват, глянул на часы. – В восемнадцать ноль-ноль приступай. Только выспись сперва, а то вискарем от тебя на километр разит.

– Так точно, товарищ полковник!

Я встал, откозырял и бодрым шагом направился вон.

Первым делом я пошел в подвал, где была устроена импровизированная гауптвахта. В ней томился под охраной часового-киргиза один-единственный узник, Шмаков.

– Ну, как наш пациент? – спросил я у караульного, угощая его «Мальборо».

– Поет, – пожал плечами тот.

Я прислушался. Из-за двери, запертой на амбарный замок, доносилось какое-то протяжное гудение, вызвавшее у меня ассоциации с паровозным депо.

– Товарищ старший сержант, – на скуластом лице караульного пролегла тень сомнения, – уверены, что стоит его выпускать?

– Приказ полковника, – сурово сказал я. – А приказы, боец, не обсуждаются.

Караульный вздохнул и склонился над замком, звеня ключами.

Я вошел в подвал.

– РА-А-АСЦВЕТАЛИ ЯБЛОНИ И ГРУШИ… – с яростью, с надрывом тянул Шмаков басом.

Он лежал на матрасе, подложив кулачищи под голову. На нос его была натянута шапка, а ноги в сапогах упирались в грязную стену.

Услышав лязг двери, Шмаков прекратил петь.

– Кого принесло?! – прохрипел он, сдвигая шапку и щурясь.

Я хмыкнул.

– АТЕЦ! – страшно тараща глаза и вскакивая, заорал Шмаков. – Атец мой пришел навестить непутевого сына в темнице!!!