Array Коллектив авторов - Русские против пришельцев. Земля горит под ногами! (сборник)

– Павел! – громко, словно глухому, закричал он, быстро и крепко обнял прапорщика, от всей души стукнул по спине. – Вам с Данилычем низкий поклон! Орлы! Я вас к награде…

– Да мне бы оружие, – смущенно пробурчал Зверев, высвобождаясь из объятий майора. – И к ребятам…

– Понимаю, – нахмурился майор. – Тут такой нюанс… Короче, допуск к спецоперации каждому в индивидуальном порядке, подписи, бумажки, то-се… Понимаешь, Зверев, не маленький…

– Так я ведь уже – того, блин, – обиделся прапорщик.

– Такой нюанс… Оружие только в комплекте с индивидуальным анализатором под расписку…

– Так ведь у меня – во. – Зверев продемонстрировал на запястье выданный Львом Данилычем анализатор.

– Тут опять нюанс, – вздохнул майор. – У тебя опытный образец, значит, для боевой операции не годится. Все, Зверев, нюансы закончились, не отвлекай теперь меня. Батальон! Капитан! Где капитан?! Капитан, что у нас батальон по всему проспекту размазался, как… А ну, подтянуть строй! Иди, Зверев, вечером приходи к мэрии, понял? Там мы будем, заместо тех, которые… ну ты понял, не маленький…

Зверев обиженно протолкался через своих, по дороге еле сдержался, чтобы не двинуть сияющему, как медный чайник, Караваеву в глаз и отобрать оружие – но потом решил, что это уже будет слишком.

Город трясся от грохота, выстрелов, взрывов и криков.

Обиженный и злой, Зверев шел наугад, не разбирая дороги, сумрачные, непривычно пустые улочки скоро совсем перепутались, и он уже не понимал, где находится. Если бы он был сейчас среди своих, все было бы просто и понятно. Но свои ушли без него, и теперь в голову почему-то лезли мысли странные и даже неприятные. Вспоминался, например, бред, который нес вчера Романецкий…

Задумавшись, Зверев едва не упал, налетев на тело женщины, распростертое посреди дороги. Отшатнулся – и вдруг узнал продавщицу из молочного отдела, у которой несколько раз по просьбе Данилыча покупал творожок для «внучки». Прапорщик потрогал уже остывшее запястье, прикрыл дрогнувшей рукой широко открытые удивленные глаза и, выругавшись сквозь зубы, пошел дальше. Вот, спрашивается, кому помешала обычная продавщица молока и творога? И какому кретину инопланетянину могло взбрести в голову выбрать себе такую работу? Если у них цель – нажиться на человечестве и извести его под корень? Понятно, если они лезут в правительство или олигархи, но в продавцы творога?..

Тут Зверев заметил, что дешевая тушь с ресниц убитой женщины прилипла к его ладони, как черная метка, как клеймо – к убийце…. и ему вдруг стало совсем паршиво…

Может, неправильно работают эти дурацкие анализаторы и убивают сейчас по всему городу самых обычных людей?.. Или не в этом дело, а прав на самом деле Романецкий…

На следующей улочке подростки громили магазин, тащили под вой сирены через разбитое окно плазменный огромный телевизор. Судя по анализатору, подростки были обыкновенные, человеческие.

– А ну пошли отсюда! – заорал на них Зверев. – Шакалы малолетние!

Подростки переглянулись, бросили телевизор и шмыгнули в подворотню. Гнаться за ними Зверев не стал – заметил замершего за углом дома юношу. Анализатор запищал.

– Ага! – взревел прапорщик. Заломил юноше руку, впечатал лицом в стену. Покосился еще раз на запястье, на мигающий анализатор.

– Из-за тебя все, урод, блин, – прошипел он, сжимая пальцы на тощей шее с острым, нервно дергающимся кадыком. Подумал: вот, один из этих, которые во всем виноваты, цирк им тут, уродам, билеты они покупают на нас посмотреть, ну, будет вам цирк… И страну они развалили, и из-за них сейчас так паршиво хорошему и честному прапорщику Звереву, лучшему стрелку, гордости и надежде батальона… Глаза заволокло на миг мутной алой яростью – и вдруг отпустило. Зверев посмотрел на тетрадки, выпавшие из раскрывшейся сумки, – какие-то конспекты, лекции, схемы…

– Паскудство какое, – прошипел он сквозь зубы. Отшвырнул юношу в сторону. Рявкнул в белое от страха лицо: – Студент, блин! Домой иди, придурок! Нашел время по улицам шляться. Пошел, говорю!

С соседней улицы раздался истошный женский крик. Зверев, чертыхаясь, метнулся туда.

Девушка в разодранной одежде, дрожа, прижималась к решетке парка. Вокруг шакалами кружили четверо, подбадривая друг друга ухмылками. Между шакалами и девушкой стоял Романецкий. Прапорщик взревел и кинулся ему на подмогу.

Шакалы даже не успели понять, что произошло. Двое ускакали, прихрамывая и скуля, двое остались лежать в грязи.

– Ну, ты зверь, – уважительно сказал Романецкий, подмигивая из-под опухшего разбитого века.

– Глаз-то кто приложил? – поинтересовался Зверев.

– Да, тут по дороге. Военное время всегда провоцирует развитие мародерства и мелкого бандитизма. Оборотное лицо, так сказать…

– Вот сейчас еще лекции по истории и культуре не хватало, – поморщился Зверев. Кивнул на оцепеневшую от страха девушку. – Она хоть кто, эта, за которую ты смертью храбрых тут собрался окочуриться?

– А какая разница? – вдруг разозлился Романецкий. – Ну, какая? Если, скажем, она из ихних, а эти, которые ее хотели… как бы люди? Что тогда?

– Ничего, – вздохнул Зверев. Подумал, рванул со своего запястья анализатор и отшвырнул ошметки в сторону. – Никакой разницы.

– Я Льва Данилыча тут недавно видел, – тихо сказал Романецкий. – Он это… как бы… Катю потерял…

– Паскудство какое, – простонал Зверев и кинулся в темноту.

В квартире было тихо. Тикали часы, капала вода из крана на кухне. А потом Зверев заметил кровавый отпечаток маленькой ладони на стене. И услышал тихое поскуливание.

Катя лежала на боку, поджав ноги и прижав руки к животу. Из-под пальцев сочилась ярко-алая кровь, собиралась густой лужей на полу.

Зверев опустился рядом на колени, не зная, что делать. «Скорая»? Да не поедет никуда сейчас «Скорая», тем более если узнает, к кому…

– Пра… – тихо, с запинкой сказала Катя. – …порщик Зверев.

И потянула к нему навстречу маленькую окровавленную ладошку.

– Ты… ты знала? – растерянно спросил Зверев. – Все про нас знала?

– Зна… – ответила девочка, – …ла.

– Так что же… Ты что же, дура такая, осталась? А?

– Хо…тела дольше быть Катей. Хо…рошо, – на ее губах вскипели алые пузыри. – Но бо…льно.

Зависшая в пустоте ладошка дрогнула, и Зверев, решившись, сжал ее в своей руке.

– Катя. – Он запнулся, вдруг подумав, что впервые называет ее по имени. – Зачем же ты так, Катя, а? Ну зачем вы вообще все здесь, а? Медом вам тут смазано? Приперлись… Вас звал кто, а? Ну, раз приперлись, сидели бы тихо, чтобы никто не заметил… Зверинец вам – ну ладно, смотрите, не жалко… И цирка, в общем, даже не жалко…

– Прапорщик Зверев, – Катино веко дрогнуло, и взгляд, беспокойный и горячий, нашел Зверева. – Нам это не цирк. Нам это школа. Мы как вы. Птенцы, которые не вылупились…