Дмитрий Силлов - Тень якудзы

— Во плесень здорова выступать!

За рулем сидел жизнерадостный дедок неопределенного возраста. Можно было ему и шестьдесят дать, можно и восемьдесят, но от дедка шли почти осязаемые волны упругой энергии. Весь он был какой-то шустрый, вертлявый, не по возрасту полный сил. Не сиделось ему на месте. Казалось, сейчас выскочит дед на полном ходу и помчится рядом со своей лохматой, но ухоженной «шестеркой», чуть придерживая ее за руль, чтоб с дороги в кювет не свалилась.

— Всем недовольны, клюшки старые. Все по коммунизму тоскуют. А дело-то не в коммунизме. Им кто виноват? В молодости нарожали придурков, а те теперь в подъездах квасят на троих да у мамок пенсии воруют, когда на пузырь не хватает. Воспитывать надо было своих абортов, а теперь поздно мандеть да слюнями брызгаться. Вот у меня сын — автомойку собрал своими руками, свой бизнес открыл. Дочку я за нового русского отдал. И сам вот работаю. И не потому, что денег мало, — детям спасибо, не забывают старика — а потому, что не привык без дела на чужой шее сидеть. Двух любовниц молодых имею — их года вместе сложить, как раз мои и будут. Я ж всю войну прошел, три дырки в организме фрицы проковыряли, желудок мне хирурги напрочь отстригли, кишки вместе сшили — и все живой. И жить буду, потому что жить хочу, а не гнить…

Витек не любил общаться со стариками. Разные поколения — разные интересы, другой взгляд на вещи, непонимание и часто нежелание понимать… А тут слушал — и восхищался.

— Бать, а убивать тебе на войне приходилось? — спросил.

— А как же? — живо отозвался дедок. — Пяток фрицев вот этой самой рукой на тот свет отправил.

«Пяток. За всю войну. А я — за неделю».

— И как?

— Что «как»? — удивился дед.

— Ну… как оно потом?

— Потом? А никак. Ты когда клопа раздавишь — как оно?

— Никак, — пожал плечами Витек.

— Вот и здесь — никак. Клоп — он есть зверь прямо человеку противоположный. Кровопийца и паразит.

Дед внимательно посмотрел на Витька.

— И когда паразита давишь, думать об нем не надо. Дави и все. Понял?

— Понял, — сказал Витек.

— А если понял, то поосторожней там. Клопы — они твари кусучие, — серьезно сказал дед.

— О чем это ты, отец? — насторожился Витек.

— Да так. Глаза у тебя… наши. Люди — они не на коммунистов и социалистов делятся, а на тех, кому приходилось и кому — нет… Тебе, вижу, приходилось… И, видать, придется еще… Да ты меня, дурака старого, не слушай.

Дед снова стал веселым и беззаботным.

— У тебя кто?

— В смысле? — слегка опешил Витек.

— Ну, порода какая? — кивнул дед на пакет в руках Витька, из которого выглядывал цветастый бок импортной консервы.

— Порода?

— Консервы кому везешь?

— Себе везу.

— Себе? — приподнял густые брови дед. — Хотя, оно и правильно. Людям чего в консервы суют? Требуху да пашину. А в собачью попробуй какую гадость запхнуть. Псина сожрет, околеет — да что околеет? Прихворнет — и назавтра ж хозяин той псины всю их консервную богадельню в лоскуты порвет…

Витек вытащил из пакета банку, повертел ее в руках. И правда, под крупной заморской надписью имелась надпись мелкая, наша. Настолько мелкая, что без лупы и соваться не стоит.

— Действительно, собачья, — подивился Витек такому чуду. — Может, выбросить?

— И не вздумай! — посоветовал дед. — Самый качественный продукт. И дешево и сердито. Мои две овчарки — в смысле, не бабы, а собаки — трескают их так, что за уши не оттянешь. А собака — она не человек. Она зверюга мудрая, абы что жрать не станет…

За разговорами Витек и не заметил, как доехали. Дед лихо тормознул у Витькова подъезда.

— Ну, удачи тебе, сынок.

Витек полез в карман и вытащил пятисотенную.

— Спасибо, батя.

— Не надо.

Дед отвел в сторону Витькову руку.

— Со своих не беру.

— Да ты что, отец, — обиделся Витек. — Что ж я, совсем без совести?

— А у тебя что, лишние?

— Ну…

— Вот тебе и ну, — веско сказал дедок. — Тоже мне, миллионер. Куртку себе купи новую. А деньги не транжирь. Деньги — это, парень, независимость от всяких козлов и уродов. Короче, давай, выметайся из машины. У меня и без тебя дел море…

Витек спорить далее не стал и послушно вымелся, но, закрывая дверь, незаметно уронил купюру внутрь салона.

…Консервы действительно оказались очень даже ничего. Витек еще в лифте оторвал этикетки, и не особо сведущая в кулинарных изысках Настя ничего не заметила. Так что собачий корм употребился на ужин за милую душу…

А ночью пришли они. Все пятеро.

Лунный свет мертво лился в окно, и они стояли около Витьковой кровати черными силуэтами на грани призрачного света и темноты.

Их лиц не было видно, но Витек точно знал, кто это.

Они не двигались — они просто смотрели на него, и Витек кожей чувствовал их взгляды. И лежал, притаившись, боясь пошевелиться.

И ждал.

Но они молчали. И жутко было их молчание в наполненной тишиной комнате.

Витек не видел ничего — он струнами натянутых нервов почувствовал движение.

Капля темной крови скатилась по щеке одного из трупов и, тягуче упав вниз, расплылась на подушке рядом с лицом Витька.

И тут он не выдержал и закричал.

И проснулся от собственного крика.

— Ты чо, совсем ошалел? — заполошно заорала спросонья Настя. — Псих ненормальный!!!

Витек не отвечал. Он молча смотрел на то место, где только что стояли привидения из его сна.

На языке было солоно, и больно саднила губа, видимо, прикушенная во сне. Витек протянул руку к выключателю ночника и щелкнул клавишей.

Яркий свет залил комнату, разогнав по углам ночные тени.

На его подушке ярко алело не успевшее впитаться в наволочку пятно свежей крови.

Кондуктор — толстая, убойного вида бабец в комиссарской кожанке — подошла и воззрилась на него взглядом осатаневшей Фемиды. Витек непонимающе уставился на нее в ответ.

— Обкололся? Или просто крыша едет? — поинтересовалась кондуктор, сверху донизу сканируя взглядом фигуру Витька.

Витек все равно не понимал, чего от него хотят.

— Деньги платить будем? — ласково спросила Фемида, прожигая Витька насквозь глазами водянистыми, как у селедки.

Витек медленно полез в карман и достал оттуда двадцать долларов.

— Точно обкололся, — удовлетворенно констатировала Фемида. — Щас довыпендриваешься. Вот доедем до конечной — наряду милиции сдам. И даже не пытайся смыться. Здесь тебе не Америка. Двину раз — мало не покажется.

Народ в автобусе заинтересованно завертел головами. Витек, двигаясь рвано и бестолково, как сомнамбула, снова залез в карман и вытащил оттуда пригоршню мелочи.

— Давно бы так, — зло сказала кондукторша, сгребая мелочь с его ладони и не считая ссыпая ее к себе в сумку. — А то все строят из себя…