Андрей Буровский - Ад закрыт. Все ушли на фронт

Вальтер прошелся, и люди отводили взгляды, на его пути они словно втягивали руки и ноги, старались не прикоснуться к Вальтеру… Он окончательно стал для них злым колдуном, проникал в самые тайные мысли, в самые запретные желания.

Власов опять пришел в себя первым, он опять взял инициативу в свои руки.

– Ладно! Вы показали нам, что было бы, оставайся Сталин у власти. Но он уже не у власти. Покажите нам, что может быть с нами и нашей родиной сейчас?

– Сейчас? Вы хорошо знаете: после исчезновения Вождя Трилиссер, Берзин и Ежов выдвигают во главу государства Тухачевского и Бухарина. В противовес им диктатором пытается стать Берия…

Вы знаете и то, что все эти люди могут стать во главе государства только при одном важном условии: в зависимости от того, что скажет армия. Берия ведь тоже пытается провести к власти армию: Буденного и Ворошилова.

Власов энергично кивнул.

– Вот это и есть самое главное! Нам надо понять, кого поддерживать!

– Никого, – уронил Вальтер в удивленную тишину. – Потому что если поддерживать кого-то, армия будет не самостоятельной. Она будет зависеть от того, кого сама же поставит у власти.

– Разве Тухачевский – это не армия? – вкрадчиво спросил активный, улыбчивый.

– Тухачевский – это армия, которую энкавэдэ запросто уберет руками другой «армии»… вот как это было бы при Сталине… Вот так:

Возникла длинная скамья подсудимых, за ней – знакомые всем лица Тухачевского, Уборевича, Якира… С обвинительными речами выступают другие знакомые: Блюхер, Ворошилов, Буденный…

– Из обвинителей тоже не все проживут долго, – произнес Вальтер. Он сделал все, что необходимо, и сам же напрягся: на голограмме Блюхер выл, извиваясь на бетонном полу пыточного подвала. За стоявшим в сторонке столом возвышался Берия.

– А вот так это будет сейчас…

В голограмме возник образ современной Москвы. По ее кривым переулкам плотной массой двигались войска, стягивались к громадному зданию в центре, на Лубянке. Шла ожесточенная пальба, движения резкие, нервные, лица перекошены ненавистью и страхом так, что неприятно смотреть. Люди почти не прятались, не уклонялись от стрельбы, отчаянно перли вперед. Чувствовалось – это не просто атака… Даже не просто атака гражданской войны, когда ожесточение предельное. Прорвалось что-то очень нехорошее, злое.

Другие вооруженные, в форме энкавэдэ, откатывались к своему главному зданию. По упавшим густо шла толпа, этих упавших топтали сапогами, били штыками и прикладами. Искаженные страхом лица мелькали в окнах, оттуда редко постреливали. Страшно думать было про то, сколько людей поляжет в тот день, и даже как-то жалко чекистов.

– Так вовсе не энкавэдэ побеждает!

Полное впечатление, что у всех отлегло от сердца.

– Да… Если дело дойдет до открытой войны, Тухачевский разгромит своих врагов. В армии прорвется страх, ненависть к энкавэдэ… видите, как они идут? Тухачевский возьмет власть в Москве, а как только возьмет, тут же начнутся восстания в Ленинграде и по всей России. Быть у власти Директории…

Голограмма выдала заседание: самодовольный до идиотизма Трилиссер, надувает щеки Бухарин, грубая, словно рубленная топором морда Яна Берзина. Еле торчит из-за стола злобное личико нелепого карлика Ежова. Победители…

Смешки среди зрителей, но и явное облегчение. Кто-то выкрикнул, что теперь ясно – этих и надо поддерживать.

– Поддерживать… вот для этого?

Вальтер показал: Москва в руинах, дымок еще вьется над взорванными зданиями на Тверской-Горького, и над руинами реет причудливое знамя директории: красная тряпка с черным двуглавым орлом без корон.

Такое же знамя реяло и над лужайкой в лесу, где волокли к яме Власова со скрученными за спиной руками. Кого-то уже наклоняли над ямой, кого-то, сейчас мирно сидевшего на бревне, стреляли в затылок. Лаяли собаки, весело гомонили палачи.

– Да зачем?! – не выдержал высокий с кустистыми бровями. – Не понимаю, зачем ему нас уничтожать?!

– А вот зачем.

Перед сидящими на бревнах сложилась четкая, как переводная картинка, голограмма: небоскребы и мосты в Москве, помеченные огромной буквой «Т».

– Что означают эти буквы? – недоумевал Власов.

– А вы не понимаете?

Недоуменное молчание взорвалось многоголосым хохотом:

– Неужто Тухачевский?! Своей буквой пометил! Ай да Мишка!

– Такого и Сталин себе не позволял… – Власов раскуривал папиросы, рука не сильно, но все же заметно дрожала.

– Вас удивляет? В Париже множество зданий и мостов помечены буквой N – Наполеон. А вы сами называли Тухачевского «красным Наполеоном».

– Да… – произнес Власов с каким-то непонятным… или со слишком понятным выражением. – Да, за границей глубоко уважают Тухачевского. А почему?

– Только потому, что считается – Тухачевский вовсе не коммунист. Там знают формулу Сталина про Тухачевского и Уборевича. Еще во время Гражданской войны он произнес: «Они плохие коммунисты, но хорошие командующие». За границей убеждены, что Тухачевский – не большевик, это будущий диктатор типа Наполеона.

– Дворянин, и при том – маршал Советского Союза?

– Именно. За границей ждут, что через него произойдет то же самое, что случилось во Франции времен Наполеона. Для всего зарубежья единственный приемлемый диктатор России – именно Тухачевский.

Народ опять притих, поджался.

– Но это еще что… – добивал Вальтер. – Бухарин ведь тоже у власти. А «любовь» Бухарина к крестьянству вы знаете…

Голограмма показала вымирающие деревни.

– Голод уже был…

– При Бухарине он еще будет и будет. И не только…

Появился барак с бетонным полом; в этом бараке, на деревянном топчане люди с марлевыми повязками, в белых халатах, что-то делали с привязанным к топчану парнишкой лет двенадцати. Кто-то из командиров с проклятиями вскочил, едва понял – что же делают все эти люди.

– Вас это удивляет?

– Да зачем же?! За что…?!

– Как это «зачем»?! Для научного эксперимента – чтобы вырастить новую породу людей, достигнуть бессмертия. Это же требует постановки опытов над человеком… Ну, например, пересадки человеку жаберных щелей или попытки превратить руки в ласты.

Власов, уж насколько выдержан, рванул ворот гимнастерки, глядя на творившееся. Многие отворачивались.

А Вальтер продолжал и дожимал:

– Мало попыток создать в лаборатории «нового человека» или «человека будущего», так ведь при Тухачевском и Бухарине начнется огромная бессмысленная война.

Власов подкуривал новую папиросу от старой. Рука дрожала сильнее прежнего.

А в голограмме разворачивалась картина грандиозного и бессмысленного преступления. Присутствующие словно бы шли вместе с атакующими; перед ними проплыли пограничные столбы Республики Польша, стали видны напряженные лица жолнежей в окопах. Вспыхивали огоньки встречных выстрелов, пулеметные очереди косили наступающих в лоб.