Сурен Цормудян - Странник

– Ты уверен?

– Уверен, чтоб тебя!

– А трупов человеческих там не было? Два мертвяка?

– Нет, черт тебя дери!

– Точно?

– Да точно, мать твою!

– А статуи? Статуи на месте?

– Ах, вот оно что! – зло засмеялся Виктор. – Так бы и сказал, что обделался из-за статуй!

Внезапно в разговор вклинился стоявший в стороне Странник. Подойдя, он ткнул Виктора пальцем в лоб и заявил:

– Притухни.

– А ну руки убери! – зарычал на него Турманец. – Что это за обморок с тобой таскается, а? – это уже было сказано сталкеру.

– Ты, Витюша, его лучше не зли, – усмехнулся Сергей, мысленно костеря попутчика, постоянно лезущего на рожон. – Это бывший альфовец, только с амнезией. Но рефлексы на месте: он в туннеле кошку загрыз, как в спецназе учили. Так что осторожней.

Турманец посмотрел на Странника. Во взгляде его читалось сомнение.

– Что-то дохловат он для альфовца, – проворчал Виктор.

– Зато лом в узел может завязать.

– Ага, как же!

– Не веришь? Тащи лом, продемонстрируем.

– Да идите вы оба, – махнул рукой Виктор и ушел.

– Он вообще-то неплохой мужик, – вздохнул Сергей, обращаясь к Страннику. – Ну ладно. Как мы-то с тобой теперь поступим?

Странник снова ткнул пальцем в потолок.

– Туда. Мозз.

– Ну, я-то, допустим, с экипировкой. А ты как туда пойдешь?

– Все равно.

– Ага. Герой! – Маломальский качнул головой и усмехнулся. – Ты хоть на поверхности бывал?

– Я там живешь. Ничего не надо. Только мозз.

– Ты там жил? Когда? До Катаклизма? – поморщился сталкер.

– Всегда, – мотнул тот головой.

– Да иди ты! Ну хорошо, отбросим этот бред и представим, что мы действительно идем на поверхность. Мы же сейчас в Полисе. Ты представляешь, что будет там, на поверхности, рядом с выходом?

– Что?

– Библиотека, балбес! Великая, мать ее, библиотека!

– Ну и что? – Странник развел руки и пожал плечами.

– Как это что? Ты что, не знаешь, кто там живет? Чертовы библиотекари! Да я лучше еще раз заночую рядом с гнездом вичухи, чем сунусь к этим тварям хоть на пушечный выстрел!

Стран Страныч вдруг встал прямо напротив Маломальского и пристально посмотрел ему в глаза.

– Сергей, ты боишься? Страх плохо. Нельзя страх. Это смерть будет.

– Ну, мне, как тебе, надо быть ужаленным в голову, чтобы ничего не бояться, – хмыкнул сталкер.

– Ты не понял, Сергей. Страх убивать разум, оставлять место для мозз. Пища мозз. Нельзя.

Маломальский не все понял в этой длинной речи попутчика, однако с тем, что страх ведет к гибели, был согласен. Он-то умел усмирять свой страх на выходах в город – забивал голову разговорами с самим собой, всеми этими придурковатыми шуточками, – и места для страха в нем просто не оставалось. Веселил себя как мог: когда смешно – не страшно. В сталкерском ремесле «страх» точно значит «смерть». Бояться – значит, не быть себе хозяином, действовать не по строгому расчету, а по велению дремучих звериных инстинктов. Гибель приходит на запах страха, как стигматы – на запах крови.

Но соглашаться на выход – да еще прямо здесь, у Библиотеки, – было сущим безумием. Да и как искать на поверхности, в огромном разрушенном городе, кишащем монстрами, одного-единственного зараженного человека? Нет уж, дудки!

Сергей уже собирался ответить на предложение Странника окончательным отказом, но тут юродивый, словно что-то почувствовав, вдруг отступил, опустив голову. Неуклюже пятясь, сделал еще несколько шагов назад. Снова посмотрел на Сергея, как-то грустно улыбнулся и, подняв правую руку, по-детски ею замахал.

– Не надо, Сергей. Странник один пойду. Был рад тебя знать. Очень, – сказав это, он повернулся и побрел к посту у гермоворот.

Маломальский какое-то время тупо смотрел ему вслед.

– Кто же тебя отсюда так вот выпустит? – проворчал он.

Буму было стыдно. Стыдно перед этим странным человеком и перед самим собой. При этом он чувствовал, что происходит что-то совершенно неправильное и эта неправильность очень скоро перерастет в непоправимость. Сергей вздохнул и пошел за Странником. Нагнал его, схватил за локоть и развернул к себе.

– Ты отвечаешь за свои слова?! Ты уверен, что туда надо идти? Что мы сможем его найти?! Что, если мы там подохнем, оно того стоит?! Понимаешь меня?..

– Да – понимаешь. – Странник улыбнулся и кивнул.

– Да – стоит.

– Ладно, пошли обратно к коменданту, черт тебя дери! – И Бум потащил Странника за собой. – Ох, чую я, придется мне горько пожалеть об этом!

– Не бойся, Сергей. Страх – плохо.

– Заткнись, пожалуйста.

Это было в высшей степени опасно, но Черный орден иногда шел на такие миссии. Чем не достойная проверка воли и силы для лучших из представителей избранной расы?

И хотя с красными сейчас было перемирие, о столетней войне с вечным врагом в Четвертом рейхе не забывали. Просто теперь ее вели другими методами. Да, там, в метро, они заключили мир, понимая, что война пойдет до полного взаимного истребления, а ресурсы Рейха – особенно человеческие – не были бесконечными.

И тогда они, лучшие из лучших, те, что с гордостью носили на своих рукавах черные повязки с двумя белыми рунами в виде молний и называли себя штурмовиками, избрали иной путь борьбы: они выходили на охоту за группами красных сталкеров. Следили за ними, изучали маршруты, давали набрать трофеев. А потом устраивали на обратном пути засады, уничтожая и грабя врага.

Это ведь другой мир – поверхность, и здесь никто не говорил о перемирии. А когда с поверхности не вернулся человек или группа – это всегда списывали на мутантов. Даже среди подозрительных, никому не доверяющих большевиков вряд ли кто догадается, что люди уничтожены в секретных операциях фашистов, которые нарушают мирный договор. Главное – не оставлять живых свидетелей, а такого не случалось еще никогда.

В тайные рейды отправлялись лучшие из лучших – закаленные, испытанные, сильные. Нордический характер и железное сердце, беспощадность к врагам и совершенная преданность Рейху. Попасть в ряды штурмовиков было наивысшей привилегией и лучшей наградой за службу. Так, во всяком случае, вещал Министр культуры и пропаганды.

– Бессмыслица какая-то. Бред! – проворчал, сопя фильтрами маски, командир, которого все называли Руделем. – Быть такого не может.

– Говорю тебе, я видел, – настаивал самый младший в группе, по прозвищу Ганс. – Вон с того поворота она вылетела, с Воздвиженки. А на спине у нее человек сидел. А потом она врезалась в ту стену, что напротив нас. Там же Военторг был, верно?

Их было трое. Черные комбинезоны с плотными капюшонами, лица скрыты респираторами и светозащитными очками. Их место в иерархии Черного ордена выдавали только эмблемы над правым нагрудным карманом комбинезона. У самого младшего – просто белый череп. У второго в группе, Ульриха, – уже на фоне двух параллельных горизонтальных костей. У командира – та же эмблема, но в белом контуре щита. Носить свастики на комбинезонах во время выходов на поверхность штурмовикам было запрещено: конспирация.