Игорь Михалков - Восход

Они увидели друг друга одновременно, армейский спецназовец и полицейский. Одновременно бросились на землю и в сторону. Прямо в воздухе начали стрелять. Автомат Романа захлебнулся на третьей пуле, автомат полицейского – на четвертой или пятой. Но у стража закона, или – беззакония, кому как нравится, пистолет был в кобуре, а у Ветрова – в кармане. Честная ковбойская дуэль, в которой старший лейтенант стрелял, а его противник доблестно ловил пули. Все одиннадцать, ну, в крайнем случае, парочка пролетела мимо. Поменять обойму, передернуть затвор… Контрольный выстрел не требовался, противник выглядел крайне неаппетитно даже для врага, и теперь Роман наконец смог дать себе волю.

Он подсознательно ожидал самого худшего, словно своими глазами видел, как пули рвут на Людмиле рубашку, добираются до ее загорелого, такого манящего тела, калечат и портят его, проносясь сквозь плоть… Может, какая-то застряла внутри, разницы в том… Раз уж сарай превратился в решето… Потому под крышу Роман вступал робко, готовясь вздрогнуть в ужасе.

Точно. Мила лежала в дальнем углу, неподвижная, распластанная.

Шаг, Ветров подхватил девушку, перевернул и… нарвался на испуганный взгляд. Но боли в глазах Милы не было, руки, скользнув по рубашке, остались сухи. Офицер невольно покосился на стену, впервые отметив: все дыры приходились довольно высоко, если бы Мила хотя бы сидела, несдобровать, да она, видно, упала. На свое счастье.

– Цела?

– Не знаю, – откровенно призналась девушка и вдруг пылко прижалась к Роману.

Цела…

20 декабря 2012

– Ты уверен, что там ничего нет? Мне показалось…

– Уверен. Сама посмотри. Видишь? Совершенно ничего.

– Но ведь только что было.

– Было, а теперь уже нет. И перестань наконец вести себя как маленькая девочка. Уже полчаса прошло, как мы с тобой препираемся. Вокруг тысячи километров пустого пространства. Ни-че-го! Вон там, чуть ниже, проходит траектория японского спутника… забыл маркировку. Могло блеснуть оттуда. Левее можешь заметить части наших солнечных батарей на фермах. Они тоже блестят. Или тебе летающая тарелочка глаза заслепила?

– Не смейся надо мной! Если я биолог, то это не означает, что меня можно выставлять круглой дурой!

– Тише. Не устраивай еще одну глупую сцену.

– Боишься, что другие услышат?

– Зачем нам косые взгляды в кают-компании?

– Раньше это тебя не волновало. Главное – залезть ко мне в комбинезон.

– Говори потише, прошу тебя.

– Ага, боишься! Да вся команда знает, что я с тобой сплю.

– Не боюсь. Но не хочу осложнений.

– Каких осложнений? Мы тут взрослые люди. Даже в программе подготовки нас инструктировали по поводу секса. Нечего стесняться. Никто и слова не скажет.

– Твой муж…

– Так и знала, что ты начнешь. Давай не будем? Антон хороший человек, и мне не хочется сейчас вспоминать о нем.

– Вот и я не хочу.

– А спать со мной ты тоже не хочешь? Когда рожей своей узкоглазой ко мне целоваться лезешь, про Антона думаешь?

– Мне говорили, что в отношениях с русской женщиной никогда не бывает спокойствия.

– Дурак ты. Иди сюда…

Шорох одежды.

– Ой, я снова это увидела!

– Пошутить решила? Да? Сначала дурацкая истерика «любишь не любишь», а потом решила украсить мне смену ужасами про чужих? Или секс отменяется?

– Мамочки! (на русском языке).

– Ну что такое? Что ты там могла увидеть?

– Господи…

– Куда ты смотришь? На Луну? Там ничего нет. Абсолютно пусто. Все те же звезды и космос, даже спутник дальше ушел.

– Странно. Я только что… Ну сам посмотри! Видишь?

– Да что же… Алло, это вахтенный модуля «Купол». Срочная информация.

Шум интеркома.

– Слушаю вас, Ишимура.

– К нам приближается неопознанное небесное тело! Возможно, астероид. Наблюдаю его визуально как большой круглый объект темного цвета, предположительно окруженный облаком газа. Размеры указать не могу, поскольку не обладаю информацией о расстоянии; движется очень быстро, за десять секунд увеличилось почти наполовину. Настраиваю измерительные приборы. Прошу разрешения разбудить исследователей из «Кибо» и «Коламбуса».

– Разбудить разрешаю. Сейчас буду у вас.

Эхо голоса командира:

– Баркли, срочно в «Купол» [1]. И запроси Землю. Почему нам не сообщили о новом астероиде? На маневренной не обсуждали…

Молчание.

– А он красивый, этот астероид. Правда, Камору?

– Впервые такое вижу. Третий раз в космосе, но вижу впервые. Еще и на такой дистанции…

– Наверное, я расскажу Антону о нас.

– Послушай…

– По связи не хотела, но, когда вернемся, я ему все расскажу. В тот же день уедем к тебе в Киото.

– У тебя ребенок.

– Она поймет, когда повзрослеет…

– Ара, акума ва [2]! Это летит прямо на нас!

– Что это? Ничего себе, он раскрывается! Мамочка моя!..

Дребезжащий металлический звук. Взрывы. Сдавленный стон. Оглушительное шипение уходящего в открытый космос воздуха.

16:15:23 UTC 20 декабря 2012 года связь с международной космической станцией оборвалась.

И больше никогда не была возобновлена.

22–23 марта 2012

Ужас был таким сильным, что Антон едва не оглох от собственного крика. Штанина вокруг пореза на бедре мгновенно пропиталась кровью. Видеть, как влажное пятно разрастается и кровь стекает по блестящему в свете фонаря лезвию, было невыносимо.

– Не ори! – рявкнул полковник. – Я тебе всего лишь кожу надре…

Вне себя Антон изо всех сил толкнул Павла Геннадиевича в грудь.

Тот отступил, но профессор тоже не устоял. Покачнулся и вдруг почувствовал, что там, где раньше лопатки упирались в каменную твердь, возникло пространство, наполненное чем-то тягучим.

Под взмах руки и сдавленный вопль Антон провалился… в камень! Легко прошел сквозь толщу гранита и шмякнулся на ягодицы.

– Вот те на… – сумел выговорить он, убеждаясь, что перед лицом сомкнулось мелкими волнами серое вещество.

Ученый сидел на широком, чуть больше метра, металлическом рельсе. Вокруг – впереди, по бокам, над головой и внизу – колебалось нечто похожее на воду в глубоком колодце, куда насыпали цемент: чернота и серость. Там, откуда Антон упал – прямо перед мысками его ботинок толстым червем вился темно-зеленых оттенков туннель замкнутого пустого пространства, где находился полковник. Видимость была не очень, словно действительно в воде. Но все же в деталях удалось рассмотреть, как движутся губы Павла Геннадиевича и гневно топорщатся усы. Наверняка силовик громко ругался. Впрочем, речь нельзя было разобрать – только невнятный гул.