Макс Острогин - Здравствуй, брат, умри

Кажется, фотография.

— Ты хотел правды…

Я уж подумал, что сейчас он скажет — на самом ли деле я хочу узнать правду, готов ли я… Но отец обошелся без долгих предисловий. Просто передал фотографию мне.

На фотографии были звери. Четверо здоровенных зверей. Во весь рост. Стоят возле входа в наш Зал Собраний, за их спинами косматое оранжевое солнце. И буква «М». Знак.

Улыбаются.

Странно. Непонятно. Вообще непонятно…

— Что это? — спросил я. — Я не понимаю… Почему звери рядом с Залом Собраний?

— Приглядись повнимательнее, — посоветовал отец. — Ты видишь не все.

Я сощурился.

Звери были в форме меркурианской базы. Форма новая, молнии блестят, застежки блестят, все блестит. Интересно, кто это вдруг вздумал обряжать зверей в нашу форму, что за шутки глупые? Розыгрыш? Нет, у нас розыгрыши — популярная штука, даже праздник есть такой — День Мертвеца. Одно непонятно — почему этот розыгрыш хранится в особой папке?

Значит, фотография не розыгрыш?

— Ты не видишь? — спросил отец.

— Вижу. Шутка дурацкая, кажется…

— Ты не видишь. Смотри.

Я принялся всматриваться в фотографию в третий раз. Фотография как фотография, что такого… Я стал вглядываться в детали. Пол. Ничего. Стены. Ничего. Потолок. Не видно. Деталей почти не было. Разве что комбинезоны. Много блестящих деталей на костюмах. Я принялся изучать комбинезоны и почти сразу увидел.

Имена. На комбинезонах.

Я прочитал их слева направо, и самым правым был Алекс У.

У правого зверя на комбинезоне было имя. Над сердцем.

Алекс У.

Командор Алекс У.

— Что это? — спросил я. — Почему… Почему это? Шутка…

— Какой смысл? Какой смысл в такой шутке? Его нет. А значит, это не шутка.

— Как это?!

— Это, — отец указал на крайнего справа, — это командор Алекс У.

— Но как…

Как же это так?! Как?! Я не мог понять. Командор Алекс У в форме… в виде зверя в форме звездолетчика…

Алекс У. Зверь.

— Я скажу тебе, только ты не удивляйся. Алекс У — это зверь. Тут все просто.

— Алекс У — зверь?! — не понял я.

Отец кивнул.

— Вернее… — Он почесал подбородок. — Вернее будет сказать, что наоборот…

Отец замолчал.

— Что значит наоборот? — не понял я.

Не понял, но ноги у меня стали неприятно мягчеть. Мягкость распространялась медленно, всползала вверх, скоро до локтей доберется, руки задрожат, у людей всегда мягчеют сначала ноги…

— Что значит наоборот? — повторил я вопрос.

— Наоборот — это значит наоборот.

— Почему этот зверь в комбинезоне…

— Это… — отец отобрал у меня фото, — это — Алекс У.

Отец постучал по фотографии ногтем.

— Алекс У. Настоящий. Это настоящий Алекс У. Командор. Руководитель экспедиции «Гея». Пропавший корабль.

— Но ведь… Ведь на всех фотографиях…

— Все фотографии, сделанные раньше четырехсот наших лет назад, уничтожены, — сказал отец. — Кроме этой. Эта хранится для подобных случаев. Как у нас с тобой.

— Почему уничтожены?

Мягкость все-таки добралась до рук, пальцы задрожали, и сразу крупно задрожали, застучали по столу. Звук получался железный и неприятный. Почему у нас все из железа? Почему нельзя сделать хоть что-нибудь из дерева? Прошлые экспедиции ведь заготавливали дерево, и в этой дерево ищут, почему бы не сделать стол? И табуретки. Сейчас бы сидел себе на табуретке или за столом, звук получался бы совершенно другой, приятный, деревянный, почему все фотографии старше четырехсот лет уничтожены? Я не понимал.

— Ты нервничаешь? — улыбнулся отец.

— Зачем? Зачем были уничтожены все старые фотографии? Почему это настоящий Алекс У? Почему…

— Настоящий Алекс У — этот. — Отец снова указал на фотографию. — И команда тоже настоящая. Раньше все люди выглядели так.

Я потрогал голову.

— Тогда все люди выглядели так, — повторил отец. — Не только экипаж «Геи», все, кто жил на нашей базе…

— А как же мы? — Я снова потрогал голову.

И мне не понравилось это делать. Мне не понравилась моя голова. Я вдруг подумал, что она слишком большая. И что-то с носом…

— Мы не совсем люди. — Отец тоже потрогал себя за голову. — Вернее, совсем не люди. Меркьюри Сапиенс, пожалуй, так можно обозначить наш вид…

Наш вид. Наш вид. Мне стало противно. Мы — не люди. Не люди. Нелюди.

— Это Солнце. — Отец поглядел в потолок. — Это все Солнце. Солнечный ветер. Гамма-излучение. Недостаток кислорода. Грязная вода. Мутации проявились почти сразу, во втором поколении, в третьем поколении геном претерпел уже серьезные изменения. В пятом поколении… В пятом поколении мы убрали все зеркала. И изображения… Изображения людей были запрещены… Алекс У и его команда были последними настоящими людьми.

— Так быстро? — спросил я. — Разве мы могли измениться так быстро? Разве такое возможно?

— Эпидемия, — ответил отец. — Вероятно, вирус проник и к нам. Это неточно, но вполне может быть. Вирус был мощным мутагеном… Хотя и одной радиации вполне хватило бы… Одним словом, мы теперь — не они.

Отец спрятал фотографию в папку.

Я думал. Я так пытался все это выяснить, и когда выяснил…

— Почему это держится в тайне?

Хотя я знал ответ на этот вопрос.

Рейды.

Рейды продолжаются уже давно. Благодаря рейдам у нас есть пластик, благодаря рейдам у нас есть дерево. Инструменты, ткань, резина, редкие металлы, мультфильмы. Вода. Белок.

Мясо.

Мясо и вода — это главное. Меркурианская база существует только благодаря рейдам. Если они прекратятся, то мы вымрем с голода…

Фильмы. Вот почему запрещены фильмы. Из фильмов легко было узнать, что звери, на которых мы успешно охотимся, совсем не звери.

Люди.

Колония питается…

— Они знают? — Я указал пальцем в небо. — Все? Все знают?

Конечно же, он не ответил сразу. Конечно же, он молчал долго. Возил пальцем по столу, скрипел.

Затем, наконец, сказал:

— Такие случаи бывают. Вроде того, что произошел с тобой. Почти каждый рейд. Почти каждый рейд кто-нибудь начинает подозревать… Нервные срывы случаются… Потом все понимают. Все, кто ходит в рейды, знают об этом. Ну, во всяком случае, взрослые.

— Ты понимаешь, что ты сейчас мне рассказываешь? — шепотом спросил я.

Отец кивнул.

— Ты говоришь о том, что мы там, на Меркурии, много лет… много лет… мы едим…

— Это что-то меняет?

Меня тошнило.

— Это меняет почти все, — выдохнул я. — Как можно жить так?!

— Ты предлагаешь так умереть? — спросил с иронией отец.

Я отвернулся.

Запрет на фильмы. Запрет на зеркала. Запрет на одежду — чтобы мы не видели, насколько мы длиннее их. Запреты. Вырванные из книжек картинки, переделанные фотографии, ворох лживых легенд, сотни лет вранья за спиной и неизвестно сколько вранья впереди…

И все для того, чтобы никто из нас не знал, что мы — уроды. Вырожденцы, мутанты, чудовища, что мы не похожи на настоящих людей. Что мы вообще не люди.