Вадим Косинцев - Боевой устав Гоблина

…Ихуси в недоумении застыл перед медной дверцей. Та была не просто закрыта, а, похоже, заварена. «Проклятые лазутчики таха, – подумал он. – Свалились вы на мою голову! Нужно было вас все-таки убить». Он грязно выругался по-мувропски. Теперь придется тащиться через весь тоннель, потом через половину Ксакбурра, а потом унижаться на КПП, изображая идиота в ответ на расспросы, где он ухитрился выйти из дворца во время тревоги. Ихуси выругался еще раз и быстро пошел в сторону реки. От расстройства он совсем забыл, что прогулки по тоннелю без шуток и смеха могут окончиться скверно. А вспомнил только тогда, когда нос к носу столкнулся с демоном.

Демон выглядел не лучшим образом – перекошенный, грязный, скрипящий и воняющий гнильем. Только глаза его горели бешеным пламенем ада. Из дыры в демонской груди торчало дно сосуда, наполненной переливающейся жидкостью. Словно бутылка с перламутровым огнем. Ихуси вдруг озарило: единственный шанс одолеть демона – уничтожить этот волшебный предмет! Он собрал в кулак всю волю, мобилизовал все силы и умения, годами тренированные в мувропской разведшколе, и бросился в атаку.

Люсьен собирался умертвить гоблина наиболее гуманным, быстрым и безболезненным способом, но, когда тот с необычайной скоростью прыгнул навстречу и выбросил ногу с явственным намерением ударить будущее существо, гомункулус полностью потерял самообладание. Опомнился, лишь когда «эмбрион» в груди яростно затрепыхался.

От маленького гоблина, перенесшего столкновение с боевым гомункулусом, осталась только половина тела. Ноги и большая часть тазобедренной области выглядели так, словно побывали в камнедробилке. Часть внутренностей вывалилась наружу. Удивительно, но останки еще агонизировали – руки скребли по полу, сдирая светящийся мох, голова моталась из стороны в сторону. Люсьен прислушался к сигналам, идущим из собственной груди, – подойдет ли такой ущербный организм для «родов»?

«Эмбрион» недвусмысленно приказал начинать процедуру воссоединения.

Гомункулус прижал шею мертвеца коленом, левой рукой зафиксировал голову, двумя пальцами раскрыл ей рот. С трепетом достал «бутыль», откупорил и начал тонкой струйкой вливать полыхающую белым огнем жидкость между зубами изувеченного гоблина…

Несмотря на вновь возросший патриотизм армии, все выходы из ночлежки было приказано запереть намертво. Якобы в целях сохранения покойного сна воинов. На самом деле командование побаивалось, как бы количество дезертиров не увеличилось. Вдруг не все гоблины поверили в сокровища, что ждут их в конце доблестного пути? Вдобавок десятник Цаво и Квакваса с жезлами патрулировали наружный периметр здания, чтобы никто не вылез через окна второго этажа.

Это мне объяснила Зийла, когда я подкатил к ней с предложением навестить соседний дом, что так счастливо приютил нас прошлой ночью. От вчерашнего утомления любовной игрой не осталось и следа, я горел желанием возобновить сражение. Однако Зийла не только отказалась от крепких русских объятий, но и запретила мне даже думать об этом. Она лично должна была охранять одну из двух дверей и получила твердый приказ стрелять в каждого, кто вознамерится улизнуть наружу.

– А когда сменишься с поста? – не отступал я. – Давай заберемся в комнатку, где давеча ночевал Зак. Он говорил, там есть топчан…

– Уймись, развратник. Сейчас не до секса. Мы накануне величайшей битвы, а у тебя только одно на уме.

– Милочка! Как раз накануне великой битвы и нужно максимально насладиться друг другом. Вдруг кто-то из нас погибнет? Выживший всю жизнь каяться будет, что не испил последние капли жгучего нектара страсти.

Покоренная мощью поэтического образа, Зийла несколько секунд колебалась, но затем все-таки отрезала:

– Нет! Побережем силы. Они понадобятся, чтоб убивать киафу. Отправляйся спать, человек. Отбой был объявлен уже давно.

– Ну и дура, – обиженно пробурчал я, направляясь к уцелевшей лестнице на галерею.

Я твердо решил заночевать в одной из комнат второго этажа. Во-первых, там меньше слышен громовой храп гоблинов. А во-вторых, существует крошечная вероятность, что в суматохе подъема о человечке забудут. И уйдут на штурм дворца без меня. Хотя вряд ли, ведь я – главный проводник в тайные катакомбы.

Ступив на лестницу, я продолжал бормотать:

– Антилопа ты гну! Зебра бесхвостая! Начнешь потом подлизываться, а я скажу: фиг тебе, блудница горбоносая, иди к Насру! А сам прихвачу тех двух секретарш из дворца Волосебугу да ка-ак оторвусь.

Я представил эту волнующую картину и сдавленно застонал.

– Эй, кто тут воет? – донесся грубый оклик из-за ближайшей двери. Видимо, не только мне пришла в голову мысль спрятаться на втором этаже. – Эй, ты что, язык проглотил? – В голосе зазвучала угроза. – Атас, братва, нас подслушивают! Нуггар, выгляни, кто это? Да захвати нож!

Почуяв, что дело пахнет керосином, я стремглав бросился вниз. К тому времени, как на галерее послышался звук шагов Нуггара с ножом, я уже втиснулся между телами двух дрыхнущих гоблинов и притворился крепко спящим.

– Ну, что там? – еле слышно спросили вверху. Если бы не обострившийся от страха слух, я не разобрал бы ни слова.

– Пусто, господин сотник Рож! Наверное, ветер.

– Кретин, что ты орешь? – зашипел тот. – И прекрати называть меня по имени.

Дальнейшее отсек звук закрывшейся двери.

«Рож! – тревожно подумал я. – Уже опять сотником зовут! Значит, толстяк не зря перед построением воду мутил. Собрал вокруг себя бандитов с ножами и теперь манипулирует ими! Хорошо бы, они решили дезертировать через окно. Напоролись бы на Кваквасу с жезлом, передрались и укокошили друг друга!»

Потом я сообразил, что мерзавцы могут знать о наружном патруле. И тогда полезут не в окно, а через дверь черного хода. А там Зийла! Прирежут девчонку, как овцу.

Я осторожно отполз в сторону. Встал и, прижимаясь к стене, стал красться туда, где несла свой пост моя малютка. Моя трепетная серна, обреченная жестокими злодеями на скорое заклание. Моя ласковая кошечка, которую собралась растерзать свора кровожад…

– А ну стой! – сухо сказала «кошечка» и вдавила мне в затылок кристалл жезла. – Куда собрался, боец?

– Тебя спасать, любовь моя.

– Тьфу! Опять ты, похотливый человечек. Никак не угомонишься? – Она опустила руку к моему паху, пошарила там и по-доброму хохотнула.

– Это выше моих сил, – пылко выдохнул я. – Пожалей, Зийла, иначе я умру от неразделенной любви. Взорвусь там, снизу! Хоть разочек пожалей. А лучше три разочка, ведь я очень соскучился.

– Ну, ладно, ладно, кролик ты этакий. Похоже, все уже спят. Дверь заперта, замок крепкий, так что ненадолго можно отлучиться. Надеюсь, ты приготовил комнату? Топчан уже застелен? Вино, шоколад, цветы на столе?