Сергей Зайцев - Санитары

Но тот почему-то медлил.

Димка медленно разомкнул веки. Глубоко утопленные глазки бритоголового смотрели на него так, словно разговор ему наконец показался стоящим внимания.

— Скажи ему что-нибудь, Димон! — реакцию мучителя заметил и Федор. — Только не молчи!

— Я не знаю… что сказать…

— Да все что угодно! Не все же мне тут распинаться!

— Отвяжись, Федор, — с трудом сдерживаясь, чтобы не послать Кротова матом, огрызнулся Димка. — Я ничего противозаконного не делал. Откуда мне знать, что ему нужно?

— А на станции ты что делал, пока я находился в палатке?

— Да ничего, я же тебе говорю! В очереди стоял! За чаем!

— За чаем? А почему я тогда чая не дождался? Где ты шлялся, мать твою?! Ах ты… Ты что, за Каданцевым поперся на Кольцевую? Тебя кто просил, вообще? И кого ты там убил?

— Никого… Просто проводил Наташку и вернулся… То есть не проводил… опоздал я, мотовоз укатил раньше, чем я их догнал…

Палач одобрительно хрюкнул, заложил руки за спину. Видимо, давал понять, что бить не станет, пока разговор идет в нужном русле.

— Ты посмотри на этого перемерка! — Федор сплюнул на пол кровью. — Ему интересно…

— Не напрашивайся, Федь, — опасливо предостерег Димка.

— Да ему плевать на оскорбления, лишь бы ты говорил то, что его интересует. Эй, урод, я правильно понял?

Палач благосклонно кивнул.

— А спросить по-человечески ты не мог? Давно бы уже рассказали все, что знаем. И что не знаем, тоже бы рассказали. Эй, мы на территории Ганзы еще или где?

Палач направился к Федору.

— Понял, понял уже, не по теме, молчу, да все уже, не буду… — голова Федора мотнулась от пощечины, словно тряпичная. — Димон, дебил малолетний, скажи ему что-нибудь! Убери этого монстра от меня, видеть эту рожу уже сил нет!

— Ну да… а то мне его видеть приятнее, чем тебе! — пробормотал Димка. Щеки и губы онемели от холода и слушались с трудом. Да еще зубы стучат. Речь получалась невнятной.

Недовольно хрюкнув, мужик с пудовыми кулаками направился к парню.

— А, блин! — Димка зачастил. — Ничего я на той станции не делал, просто сходил, посмотрел. Убедился, что Наташка уехала без проблем, и вернулся обрат…

Димка зажмурился, но это не спасло. Увесистый шлепок тяжелой ладонью. Челюсти лязгнули друг о друга, в глазах поплыли багровые пятна.

— Да не знаю я, что ему еще сказать! Что это за дурацкий допрос, если я сам должен угадывать вопросы!

— Ты мне лучше скажи, какого черта ты все-таки туда поперся? — с неожиданной злобой рявкнул Федор. — Каданцев нам что сказал? Отдохнуть и валить обратно! А его дела нас совсем не касались. И что теперь? Эта неразговорчивая скотина будет лупить нас по морде, пока не сдохнем, вот что!

— Отвяжись, Федор!

— Если нельзя, но очень хочется, то можно, так, что ли, Димон? Такой у тебя принцип? Ты ведь не первый раз идешь на поводу у своего характера. Что у тебя вышло в Полисе, мы уже знаем оба, да?

— Я же сказал, отвяжись! Вот уж от кого, а от тебя не ожидал услышать!

— Да сколько с тобой можно нянькаться, парень? Сколько ты еще в жилетку будешь плакаться по поводу своей несостоявшейся жизни? Ты думаешь, что один на все метро такой, с испоганенной судьбой? Да что ты хотя бы обо мне знаешь, а?

Димка невольно напрягся, чувствуя, как веревки врезаются в кожу на руках, а кровь приливает к лицу. По телу прокатилась теплая волна — ярость помогла хоть немного согреться. Палач медленно переводил взгляд с одного узника на другого, наверное, никак не мог решить, кому отвесить оплеуху первому. Затем слегка нагнулся и саданул Димку пудовым кулаком в живот. Лишь спинка кресла, к которой парень был крепко привязан, помешала ему согнуться пополам от вспышки невыносимой боли, раздирающей нутро. Он захрипел и закашлялся. Перед глазами поплыли черные пятна.

— Ёханый бабай, и откуда только такие уроды берутся? — заорал Федор. — Почему вас в детстве не убивают? Сразу же видно — если родился лысый, косноязычный и тупой, значит, надо сразу под нож! Как только твоя мать не удавилась, когда увидела, кого на свет божий явила?!

Федору удалось перевести на себя внимание Палача. Тот отправился к нему, заставив напарника обреченно простонать.

Но бритоголовый не дошел, замер на полпути, оборачиваясь к входу в камеру.

Загремела железная дверь, и в стылом, влажном помещении с голыми бетонными стенами возникли новые действующие лица — двое рослых охранников в серой с разводами форме.

«Все-таки Ганза», — вяло подумал Димка, все еще пытаясь справиться с тошнотой и головокружением после последней «ласки» бритоголового. Значит, они с Федором в исповедальне — такая комната для допроса, наделенная в народе метким прозвищем, имеется почти на любой станции Кольца.

Один из охранников внес и поставил в шаге напротив Федора небольшой металлический столик и сразу торопливо вышел с таким видом, словно ему было крайне тягостно находиться в этом помещении. У второго — жгучего брюнета с роскошными усами — нервы были определенно покрепче. Изуродованное лицо охранника покрывало такое количество безобразных шрамов, словно его когда-то сшивали по кускам, и теперь при каждом движении лицевых мышц по бледной коже змеились, пересекаясь, пиявки рубцов. Он аккуратно положил на столик увесистый брезентовый сверток, окинул пленников деланно сочувственным взглядом.

— Ангел, ты опять перестарался. Панкратову может не понравиться, как ты их разукрасил.

Палач равнодушно хрюкнул в ответ.

Димка пораженно уставился на охранника, затем снова перевел взгляд на Палача. Вот эта образина — Ангел? Ну и прозвище… Какой он, в задницу, ангел?! Скорее уж — сущий дьявол.

— Вот-вот, скажи ему, чтобы прекратил, — оживился Федор. — Мы же не знаем что ему надо! Зачем просто так лупить по морде, она у меня не казенная, а своя, родная! Я, ёханый бабай, к ней привык!

— Веселые у тебя пленники нынче, Ангел, — хмыкнул охранник.

— Посмотрю я, как ты веселиться начнешь, когда окажешься на моем месте! — буркнул Федор, окинув мужчину злым взглядом.

— В любом деле есть интересные нюансы, Кротов, — насмешливо подмигнул тот. — Особенность Ангела в том, что он не задает вопросов. Он лишь готовит таких, как ты, для ответов, уяснил?

— Яснее ясного, гражданин начальник… Знать бы еще, какого черта мы вообще тут делаем, за какие грехи, на душе было бы спокой…

Звук увесистой оплеухи.

— Заканчивай, Ангел. Очень уж ты любишь развлекаться до допроса.

— А это что было, вечерние посиделки на семейном чаепитии? — подавленно пробормотал Федор, заранее вжимая голову в плечи.

«Господи, да заткнись же ты наконец, Федь!» — мысленно взмолился про себя Димка.

— Ангел не любит молчунов — ему скучно, когда подследственные неразговорчивы, — охотно пояснил охранник. — Вот и коротает время, как умеет. А вот с капитаном Панкратовым, который займется вами сейчас, — все наоборот. Любой треп не по делу будет немедленно наказан. Это понятно?