Сергей Зайцев - Санитары

Федор угрюмо кивнул, решив на этот раз, от греха подальше, обойтись без колкого комментария.

— Вот и хорошо. Через несколько минут у вас будет столько тем для ответов, что вы еще соскучитесь по прежнему обществу вашего молчаливого друга.

Охранник вышел, лязгнула дверь, запираемая снаружи на засов.

Палач с видом человека, которому спешить совершенно некуда, вразвалку приблизился к столику и неторопливыми движениями развернул брезентовый сверток. Звякнул металл. Садист чуть ли не с любовью обвел взглядом открывшееся взору богатство инструментального арсенала — притороченные к брезенту ремешками или покоящиеся в карманчиках всевозможных размеров и жутковатых форм щипцы, кусачки, скальпели, молотки, пилы и пилочки, штопоры и сверла. Даже парочке зловещего вида тесаков, которыми мясники потрошат туши в разделочных цехах возле свиноферм, нашлось заботливо отведенное место.

Димка думал, что хуже, чем есть, уже вряд ли можно сделать. Но сейчас при одном взгляде на пыточные инструменты пустой желудок скрутило в узел от острого болезненного спазма. Федор тоже уставился на всю эту металлическую хрень с недоверием, медленно перерастающим в тихий ужас. На Бауманке, конечно, ходили всякие нехорошие слухи о методах ведения допроса в Ганзе, но чтобы самому стать свидетелем и участником таких методов — этого ни одному из напарников и в дурном сне бы не привиделось.

Снова загремела дверь, впуская нового посетителя.

В исповедальне возник высокий, сухощавый тип в ганзейской военной форме. Деловито кивнув Ангелу вместо приветствия, он подошел и остановился напротив Димки, заложив длинные руки за прямую, как рельс, спину. Темные волосы коротко острижены, надменное лицо с острыми чертами, пронизывающий взгляд серых глаз. Целую минуту он разглядывал Димку с таким отвращением, словно не мог понять, как вместо человека в кресле оказалось непонятное науке животное. Вроде мутанта.

Это и есть капитан Панкратов? Димка зажмурился, не в силах выдерживать взгляд этого человека — столько в нем было темной властной силы, подавляющей всякую волю к сопротивлению. Столько многообещающей угрозы… и бездушной жестокости.

— Господин капитан… — нерешительно заговорил Федор.

— Молчать! — сухой надтреснутый голос Панкратова хлестнул в пустом помещении, словно одиночный автоматный выстрел. Не отреагировав ни одним движением на реплику Федора, он продолжал холодно разглядывать Димку. — Говорить только тогда, когда я разрешу. Итак, суть нашей беседы следующая: я спрашиваю, ты отвечаешь. За любой неверный ответ следует наказание. Начнем с пальцев. Ангел обожает отрезать пальцы, и лично я не вижу в этом ничего дурного. Сначала на руках, потом на ногах. Целых двадцать вопросов с неверными ответами. Не хватит пальцев — есть зубы, уши, глаза. Но так как ты мне нужен для информации, то такую роскошь, как обморок от боли или потери крови, я тебе не позволю. Поэтому Ангел начнет с твоего приятеля, а ты будешь смотреть.

Федор сдавленно охнул.

— Я… — судорожно выдохнул Димка, совершенно растерявшись, не зная, что сказать… — я…

— Молчать! Вопроса еще не было.

Димка торопливо кивнул, глядя на Панкратова расширенными от страха глазами. Как страстно ему хотелось в этот момент превратиться в ту самую подопытную крысу, за которую его тут принимали. Спрыгнуть с кресла и юркнуть в какую-нибудь темную норку, безопасную и недоступную для жутко поблескивающих пыточных инструментов.

— А теперь вопрос, — Панкратов прищурился, недобро играя желваками скул. — И не торопись открывать рот, парень, я дам тебе целую минуту, чтобы как следует подумать над ответом. Целую минуту, прежде чем Ангел начнет избавлять твоего приятеля от лишних деталей организма. Готов?

Димка снова судорожно дернул головой.

— Где находится база твоих сообщников?

Текли секунды, но даже если бы капитан отмерил для пленника не минуту, а целый год, ответа на этот вопрос у него все равно не было.

Сердце билось все быстрее, толчки крови громом отдавались в ушах. На лбу и висках крупными бисеринами выступил пот. Свет больше не резал глаз — во всем мире для Димки не осталось больше ничего, кроме лица Панкратова и его пронизывающего взгляда, выворачивающего душу наизнанку. И взгляд этого человека ясно давал понять, что «не знаю» или «не понимаю, о чем вы говорите» — это не тот ответ, который его устроит. Где-то очень далеко, словно в другой вселенной, захрипел Федор, забился в путах, пытаясь в слепой панике вырваться и сбежать от надвигающейся участи.

Наверное, в этот момент с Димкой от ужаса что-то случилось. Или кратковременный обморок, или какой-то ступор. Реальность словно щелкнула, и Панкратов вдруг оказался не перед ним, а возле двери. Он уже уходил. Но перед уходом обернулся и бросил на бауманца последний взгляд, царапнувший по лицу, словно лезвие ножа.

— Развязать обоих. Привести в порядок — и ко мне в кабинет.

Грохот, с которым за капитаном захлопнулась дверь, прозвучал для измученной души Димки, словно музыка.

— Это все? — сипло выдохнул Федор, глядя на Ангела после пережитого волнения так, словно у того в самом деле на спине прорезались белые крылышки, аки у спасителя. — Допрос окончен?

— Отдыхайте, братишки, — заплечных дел мастер, заговорив впервые за все время, ответил мальчишеским фальцетом, совершенно не вязавшимся с его жутковатой внешностью перекачанного костолома. Довольный эффектом, который его голос произвел на пленников, насмешливо ухмыльнулся и вышел за Панкратовым.

Первым делом их отвели в служебную сушильню, обустроенную в тесной подсобке недалеко от исповедальни. По двум стенам помещения в несколько рядов тянулись обтянутые пожелтевшим от времени пластиком алюминиевые штанги на выносных упорах. Когда-то они служили поручнями в электропоездах, а сейчас, снятые из вагонов и переоборудованные для других задач, были обвешаны сушившимся бельем — рубашки, свитера, форменные комбинезоны, носки. Мощный электрический обогреватель в центре комнаты на полу, обставленный обувью, прогревал всю комнату так, что когда озябших после допроса пленников втолкнули в подсобку, то ударившая в лица волна спертого воздуха показалась обжигающе горячей. Запашок стоял характерный для таких помещений — одежку часто подсушивали наскоро, перед выходом в караул или на пост, так что «аромат» застарелого человеческого пота, задубевших от ношения носков и давно не стиранных тряпок стоял знатный, в нос так и шибало.

— Переодевайтесь и пошевеливайтесь, Панкратов ждать не любит, — уже знакомый черноволосый охранник, с обезображенным шрамами лицом, мотнул чубом в сторону развешанной по поручням одежды. — Подберите себе что-нибудь по размеру, все равно это временно, пока ваша просохнет. На все — десять минут. Не успеете — поведу к начальству хоть с голой задницей.